Бытия нет. Только шум. Шарканье, грязь, люди с остервенелыми лицами. Душно. Никогда мне не было раньше так душно на Никитском. Не из-за болезни. Душно и телу, и душе, и уму. Ни дом, ни стены не по-249могли. Ад московского небытия настиг меня и тут, а ведь я столько лет тут прожил. Замолил тысячами часов занятий, освятил музыкой гениев пространства и стены.
Включил телевизор. На канале «Ностальгия» показывали знаменитых исполнителей советской эстрады – от Бернеса ( «С чего начинается Родина») до Софии Ротару («Счастья тебе, земля моя»). Потом «крутили» совковую хронику шестидесятых и семидесятых… Партсъезды, депутаты, медали, знатные шахтеры и доярки, президиумы… Космонавт с орбиты что-то патриотическое промямлил, передовики доложили народу и партии о ходе социалистического соревнования…
Дикторы вещали как психиатры, погружающие пациентов в глубокий гипнотический сон…
По экрану ползли упрямые тракторы, маршировали суровые солдаты-победители, потные сталевары выдавали рекордную плавку чугуна, густо урчали турбинами белоснежные лайнеры Ил-62, застенчиво улыбались умелые стюардессы…
Золотом горел и пускал в небеса хрустальные струи чудесный фонтан «Дружба народов»…
Преступный эксперимент по созданию «нового человека» удался. Многие россияне так и не вышли из советской комы. Сотни миллионов подопытных людей, превращенных в примитивные биологические куклы, дали многочисленное потомство.
Неудивительно, что больше пятидесяти процентов населения России хочет назад в СССР, а больше семидесяти процентов считает Сталина «великим вождем» и мечтает о «твердой руке». Прошедшие неоднократную мичуринскую селекцию и лоботомию в трех поколениях люди не могут жить вне клиники.
Прав был Розанов: «Ленин и его приспешники так смелы, потому что знают – судить их будет некому, ибо судьи будут съедены».
Заглянул в интернет, туда, где публикуют свои аналитические статьи лучшие российские комментаторы. Многие пишут о «точках невозврата». Кто-то считает поворотным пунктом истории России разгон НТВ, кто-то Курск, другие – Беслан, Норд-Ост… Все заканчивают свои разборы так: «Еще один шаг и мы на краю катастрофы!»
Меня давно тошнит от этого «края». О чем вы? Какие точки невозврата? Какой край пропасти? Сколько можно себя успокаивать? Сколько можно врать самим себе?
Россия погребена уже почти сто лет под слоем кровавой лавы. И эта лава заливает сейчас последние норы, дыры и пещеры, в которых сидят современные российские несторы и аввакумы. Русский Апокалипсис взорвал Россию и ждать ростков новой российской культуры придется не одно столетие.
Один умный аналитик твердит о высылке из страны начальничков-бандитов на «воровском пароходе». Блистательный комментатор забыл, что теперь нужен не пароход, а гигантский ковчег, в который придется запихнуть подавляющее большинство изуродованного населения совка.
До самого нового 2011 года все жадно обсуждали СУДИЛИЩЕ над двумя мужчинами. Эти двое сохранили гордость и достоинство. Они, как гулливеры, насмешливо глядят из застекленных клеток на суету лилипутов вокруг них.
И невдомек «лучшим головам», что не судилище это, а очередное групповое изнасилование урками всех нас, скорбящих над останками своей родины…
По пути к аэродрому тихо радовался. Не расстроился, когда девушка на регистрации закатила маленькую истерику из-за двух лишних килограммов моего багажа. Пробежал босой метров 30 до просвечивающего аппарата, задохнулся, запарился, чуть в обморок не упал, еле дождался посадки.
«Гутте морга, Грютци!» – нежно пропели с приветливыми улыбками наши вежливые, красивые девочки, стюардессы компании СВИСС. От души, а не по обязанности быть радушными. На красном хвосте самолета – белый крест. Без масок убитых и замученных.
Вокруг меня – люди. Я глубоко вздохнул и заснул. Посадка в Цюрихе. Солнце. Тепло. Улыбки. А я почему-то не хочу все это видеть и знаю – душа моя там, тут оболочка. Я до конца буду возвращаться на свою Родину. И умру с мыслью о ее возрождении.
Первый концерт
Первый концерт Чайковского сегодня – шлягер.
Ни одно другое классическое произведение не играют так часто, в том числе и на всевозможных конкурсах. Это бесконечное повторение дискредитировало, измучило прекрасное, нежнейшее произведение. Злоупотребление первым концертом в СССР и в России на всяческих торжественных, в прошлом – коммунистических, сейчас – патриотических, празднествах привело к тому, что у многих русских людей концерт набил оскомину, а за рубежом его зачастую даже принимают за некий музыкальный апофеоз русского великодержавного шовинизма.
А ведь это музыкальное сочинение, как бы сотканое из мелодических модуляций человеческой души, эта поющая, симфоническая философия жизни, этот сладкий русский симфонический экзистенциализм принадлежит едва ли не к десятку лучших созданий человеческого гения.
Для исполнения первого концерта Чайковского нужно быть не только технически совершенным пианистом, но и обладать соответствующим жизненным опытом, быть в ладах с русской культурой девятнадцатого века, нужно глубоко понимать русскую религиозную философию или, как ее иначе называют, органическую жизненную мудрость.
Первый концерт Чайковского я играю всю жизнь. Это сочинение связано в моей душе с образом моего отца, Владимира Николаевича Гаврилова, художника, получившего признание во время хрущевской оттепели. Я вспоминаю его хранящуюся в Третьяковской Галерее картину «Свежий день». На ней изображена девушка в белой юбке, платочке и желтой короткой кофточке. Девушка стоит в лодке. С озера – ей в спину – дует свежий ветер. Девушка смеется, радуется. И мне хочется радоваться, когда я играю первый концерт. Радоваться чудесной музыке и скорбеть о безвременно ушедшем отце. Перед отъездом отца на выставку его друга в Твери в 1970 году (там папа умер скоропостижно, 47 лет от роду ), я обещал ему выучить этот концерт за неделю. Он тогда рассмеялся и сказал: «Не думаю, что это реально».
Свежий, сладкий, мелодический ветер жизни, дующий прямо через сердце – такова музыка первого концерта Чайковского. 35 лет я играл этот концерт так – беззаботно, радостно, с восторгом. Упиваясь красотой созвучий, отдаваясь им. В то же время я ощущал, что что-то в ткани этой музыки – далеко не все так светло и радостно, как на пьяной русской масленице, что музыка Чайковского возвращает нас к чему-то колоссальному, добиблейскому, что на фоне гимнов радости и полноты бытия в этой музыке проскальзывают ужасы и срывы, слышатся страхи, угадывается мучительная внутренняя борьба, открываются не только лазурные перспективы, но и провалы во тьму.
