Скрипка Энгра[2]
День — это решающий фактор в искусстве.
Говорят же, что ты от ремесла на шаг, а оно от тебя на десять.
Так вот, шаг — это день.
Ежедневно, ежечасно, систематически, до тьмы в глазах, до изнурения работать. Марсель Пруст, Ван Гог, Сезанн, Бетховен. Ни на день не отступая шагать вперед. Только так создается мастерство.
Все, что сделано не в собственном ремесле и урывками, — дилетантство.
Повторяем, фактор дня велик.
Вот вам пример: один взрослый уже человек начал все свободное время рисовать, а потом вообще бросил работу, свою жизнь посвятил бешеному малеванию, но у него работ не покупал никто, не находилось идиотов, и денег не было вообще. Кое-что посылали родные, в основном брат, и наш горе-художник этим терзался и все доказывал в письмах с цифрами в руках, что не тратит напрасно ни копейки. А как он мечтал о дружбе с настоящими художниками, как преклонялся перед ними! Но все его сторонились, все. И собственный брат в том числе. Считали нашего героя ненормальным. А затем он попал в психушку — да и покончил с собой.
Все свое время он потратил на живопись.
Он был любителем, дилетантом. Он нигде не учился. Но он верил в себя и закон дня соблюдал: только работать.
Ни дня без кисти. День за днем он расходовал жизнь ради живописи, неуклонно, страстно, безудержно.
Это был гений, самоучка Ван Гог.
Фактор времени сработал.
А вот другой пример — профессионалы. Всего добились, образование получили. Но не в той области, куда тянет.
Дразнит, ноет, звучит своей нетронутой нотой побочная скрипка, звенят дилетантские кисточки в стакане, зияет белизной полотно, требуя краски. Самодеятельные стихи скребутся в тетрадке.
Кома Иванов, академик, семиотик, выпустил книгу поэзии.
Философ, индолог Пятигорский стал писать роскошную прозу.
Гюнтер Грасс — обратный случай. Будучи по образованию художником, он вырос в выдающегося писателя, лауреата премии Нобеля.
И раньше та же была картина: человек кисти брался за перо (письма Ван Гога, книги Петрова-Водкина, Бенуа), пианист торопился к художнику на урок пастели (Рихтер к Фальку), Эйнштейн с Энгром хватались за скрипочку. Писатель Генри Миллер корябал свои узоры, заливая их радужной акварелью. Поэт или рок-идол рисовали в письмах замысловатые картинки (Бродский и Джон Леннон).
Правда, инженерные и изобретательские предвидения Леонардо да Винчи воплотились без него, химик Бородин (а на самом деле композитор) мало кому теперь известен, а фантастические танцы поэта-дервиша Андрея Белого ни одного хореографа не заинтересовали.
А теперь примем как постулат: шедевров у художников-любителей, у самоучек, мы не найдем (великие типа Ван Гога и Пиросмани не в счет).
И сами дилетанты это понимают.
(Почему, кстати, гении-дети перестают рисовать в семь лет? Потому что рядом другое дитя пропищит: «Непохоже». И они начинают стесняться себя.)
И вот тут выступает на свет божий та когорта людей, которая, хоть и стесняясь своей необученности, все-таки присутствует в искусстве: непрофессионалы, стоящие вне круга мастеров.
Допустим, что они мастера в своем деле, в другой профессии.
И им не привелось брать уроки рисования или учиться в консерватории. Они не имеют ничего в своей бедной душе, ни знаний, ни самых простых приемов. Не так берут кисть, карандаш или смычок, не так подходят к глине или полотну, не то получается. Иной арсенал! Не знают как скомпоновать и что такое корпусное письмо и лессировка. Что гармония, а что ассонанс. Где берется отглагольная рифма, когда наступает аллитерация и что такое икт.
С учетом этих особенностей художник Энгр и физик Эйнштейн по-своему играли на скрипке, композитор Скрябин по-другому, нежели Хлебников, сочинял свои длинные поэмы, планируя провести в Гималаях общемировые хороводы под свою музыку (вместо этого произошла Первая мировая война). И почти самоучка живописец Зверев иначе выписывал пальцем на картонах, нежели академик Лактионов. И бомж Пиросмани не знал, что на клеенке никто в мире не рисует.
Опоздавшие видят мир не так.
И вот тут они иногда и сходятся, эти два луча — самоучество и вершина мастерства, незнание и отказ от школы. Поздний Ларионов и ребенок шести лет могут совпасть!
Ничему не учили Фриду Калло, а также натурщицу Пикассо, Кислинга, Ман Рея и всех остальных, безбашенную шлюху с Монмартра, знаменитую Кики Фу. Однако работы этих прекрасных дам теперь висят в постоянных экспозициях!
Это о тех, кто уже музейное достояние.
А теперь и новых принесли в музей — те работы, которые зритель увидит на данной выставке.
P.S. Дополнительно надо сказать вот что: художникам-любителям даром не нужен авангард.
Профессиональный скульптор способен приколошматить ботинок с коньком к деревянному протезу ноги и раскрасить все это кладбищенской серебрянкой. И поместить на постамент и назвать, допустим, «Зимний взят № 9».
Что и приводит к записи в книге отзывов, которая от лица зрителя звучит почти как печальное пушкинское «и я бы мог».
Нет, дилетанту такое не нужно.
Он именно что должен создать то, что простой человек с улицы сделать не сможет никак.
Самодеятельность старается выступить в рамках профессионализма, учитывая музейные стандарты, чтобы вышло похоже на натуру.
Другое дело, что получается из этого: кураторы твердят, что давно уже так никто не работает. Это смешно в XXI веке, уметь рисовать! Какие-то советские времена! И вообще стыдно известным людям выставляться с живописью — они и так уже имеют имена.
Художники-писатели, режиссеры, танцовщики и художники-музыканты и т. д. с этим вполне согласны.
Но они не могли не рисовать (те, кого уже нет) и продолжают не мочь не рисовать (те, кто еще есть).
И не сами они выдумывают выставки имен. Так заведено и с живописцами-профессионалами.
Это ведь огромный и вечный вопрос — знаменитый автор побеждает или его произведение. Соперничество свирепое. То есть что важнее для публики, подпись или работа. Покупателю и музею, разумеется, важнее первое. Но каждый автор должен стараться победить свое имя: всякий раз, всякий раз.
И потом, кто знает — если бы эта самодеятельность не отходила от мольбертов, то что бы в результате получилось.
Но времени не было, все заняла своя работа… От которой уж точно ни на шаг не отойдешь.
Прелюдия к одному рассказу
Как заметил некто, мужской читатель женского сборника: до чего же они нас ненавидят! И потом умно добавил: потому что мы им нужны.
