Где гарантия, что „там“ такого не будет?»
Наш собеседник объясняет, что Алексей Николаевич, выполняя обязанности посредника, должен был не только встречать группу по возвращении.
«Он осматривал места, изучал маршруты — фактически сам по ним проходил, определяя, чтобы была нормальная нагрузка на слушателей — чтобы им это запомнилось. Ведь хотя у нас и шла теоретическая подготовка, но важнее всего было именно закрепление практикой. Ботян оценивал, что это будет — имитация или действительно боевая деятельность. Можно понять, что его партизанский опыт вызывал у слушателей большой интерес. Задавали самые неожиданные вопросы, например: „Алексей Николаевич, а как вы в лесу спали?“ И тут Ботян объяснял, что нельзя, например, прислоняться головой к сосне или к ёлке, потому что потом от смолы волосы еле-еле отдираешь… Много полезного он давал слушателям! Не только как партизан и диверсант, но ещё и как человек, который любил, знал и понимал природу… Такой информации, что они от него получали, ни в одном учебнике не сыщешь! Для всех нас это был настоящий старший товарищ — в самом лучшем смысле этого понятия».
Глава семнадцатая
Он ушёл в разведку…
Всякая служба — в смысле срока служения Отечеству, — даже самая добросовестная, результативная и продолжительная, когда-нибудь обязательно заканчивается, на что есть соответствующие законы и правила… Однако хотя Алексей Николаевич и вышел в отставку в 1984 году, но потом он ещё до 1986 (или, по другой версии, до 1989) года работал в Службе в качестве консультанта, а затем, уже до конца своих дней, оставался как бы под её «крылом», и она очень заботилась о своём прославленном ветеране, всячески его опекала и ему очень помогала.
Впрочем, это достаточно сложный вопрос, насколько реально ему была нужна какая-то помощь. Конечно, в вековом, скажем, возрасте без поддержки обходиться трудно — однако у Алексея Николаевича подобного возраста просто не чувствовалось. Хотя с каждым прожитым годом у него неизбежно прибавлялись, что называется, проблемы со здоровьем, но мы за всё время нашего почти десятилетнего общения ни разу не слышали, чтобы он на что-то пожаловался, заговорил вдруг о своём самочувствии или, что нередко делают люди в солидном возрасте, стал бы рассуждать о том, что, мол, пора помирать, жить уже надоело, да и незачем… Кажется даже, что он абсолютно не соотносил себя со своими годами. Кто-то из ветеранов Службы рассказывал, как однажды — в санатории, что ли? — он вместе с Ботяном оказался в компании людей, в возрасте немного за семьдесят. И что же? Пообщавшись с ними, послушав их разговоры, Алексей Николаевич через некоторое время заявил своему спутнику: «Слушай, а чего мы здесь со стариками-то сидим? Пойдём к молодёжи!»
Он любил жизнь, он по-настоящему ценил каждый свой прожитый день. Всегда бодрый, всегда с улыбкой и шуткой. Так что, пожалуй, из всей той помощи, которую ему оказывали, он в первую очередь нуждался в общении, в людях, в своих друзьях и знакомых. Он, очевидно, лучше всех понимал прекрасные слова Антуана де Сент-Экзюпери про «роскошь человеческого общения» и, как кажется, эта «роскошь» была для него единственно необходимой из всех, так сказать, жизненных роскошей.
Среди тех, с кем он постоянно общался, был и генерал-майор Юрий Иванович Дроздов, в прошлом — легендарный начальник легендарного Управления «С» (простите, но ни у Дроздова, ни у его Управления отобрать этот превосходный эпитет нельзя!), а на тот период также уже отставник, пенсионер, хотя и руководивший аналитическим агентством НАМАКОН. Помнится, Юрий Иванович нам говорил: «Во времена нашей службы больших и частых контактов у меня с ним не было по одной простой причине: на моих плечах лежало всё-таки… подразделений…»
Какая досада! Генерал назвал точное количество этих самых подразделений, входивших в состав его управления, но мы не расслышали, а переспросить постеснялись. Продолжаем его рассказ:
«Ботян — это интересная личность. Человек, который шёл на острейшие операции, чётко давая самому себе оценку происходящего в то время на том участке, где он работал в боевых условиях. Он давал себе трезвую оценку того, что с ним может произойти, того, что ожидает каждого, кто сталкивался с боевыми операциями. В связи с этим он умел: а) держать в руках лично себя самого; б) заряжать своей энергией других; в) использовать имеющиеся навыки, языковые знания, физическую подготовку, свой опыт — в том числе службу в той же Польской армии, — в интересах выполнения задания. Это удивительнейшее умение, которое необходимо человеку, который находится на серьёзнейшем и опасном участке работы».
Помнится, Юрий Иванович даже вздохнул:
«То, что нам пришлось по-настоящему узнать друг друга только после моего возвращения из Афганистана — ну, ничего не поделаешь, так складывается судьба. То, что мы познакомились, а потом опять встретились через добрых 15–17 лет, это тоже жизненная судьба, но, в любом случае, я знаю его как человека, который полностью и серьёзно посвятил себя защите интересов Родины. И когда он приезжает ко мне — иногда с кем-нибудь вдвоём, иногда даже втроём — мы всегда посидим, поговорим, вытащим бутылку вина или водки, если надо — поздравим друг друга, выпьем, закусим, вспомним…
Было, кстати, как-то я немного приболел, он приезжает: „Слушай, Юрий Иванович, я привёз тебе самое лучшее что ни на есть лекарство!“ — и достаёт бутылку самогона.
Когда идёт общение, застолье — он обязательно добавит какую-нибудь интереснейшую прибаутку, и, я думаю, это говорит о том, что старая гвардия ещё продолжает жить и трудиться!»
К сожалению, повторим вновь, что наша «старая гвардия» — фронтовики — уходит стремительно. Точнее даже, теперь уходит уже её арьергард — последние бойцы. Уже три года как нет Юрия Ивановича Дроздова, недавно не стало и Алексея Николаевича Ботяна.
Ну а тогда, когда мы встречались, работая над книгой «Подлинная история „Майора Вихря“», оба они были полны сил, энергии и оптимизма.
«Нормально сейчас всё, — говорил тогда Ботян. — Вот только уже четвёртый год, как мой зубной техник ушла из жизни… Но есть дочь, внучка, правнуки — жаловаться не могу!»
Всё так и было, однако ещё тогда, в первой нашей книге, мы не стали особенно касаться личной жизни Алексея Николаевича, подробно рассказывать о его семье и живописать то, как живётся ему в отставке. Это была, так сказать, «его территория», и к чему пускать туда посторонних? Да, он, что называется, жил на покое — но при этом, как мы сказали ранее, не был забыт не только родственниками и ближайшими друзьями, но и коллегами, давними уже своими сослуживцами, руководством Службы, был нужен, востребован, и стиль жизни у
