Помимо многообразных подвидов рака, двух видов зоба, проказы, различных вариантов опухолей и кожных болезней, человек может стать жертвой скарлатины, воспалений гортани (ангина, дифтерия) и насморка, «который терзает нос больного… так, что порой хочется кричать» (IV, 293). Среди дерматологических заболеваний наиболее распространенными, согласно Гогенгейму, были бородавчатые и мозолистые образования (IV, 311). К опухолевым болезням, которые он считал наследственными заболеваниями «в четвертом поколении» (IV, 244), Теофраст причислял горб – утренний дар семьи айнзидельнской свечницы.
Если в базельских лекциях о язвенных болезнях рак, проказа и сифилис боролись за первое место в ряду наиболее тяжелых заболеваний, то со временем так называемая французская болезнь окончательно вытеснила остальных конкурентов. Этой болезни доктор обеих медицин противостоял с оружием врача, который старается во что бы то ни стало избежать операционного вмешательства (VII, 240). В то время лечение сифилиса находилось в зачаточном состоянии. Эразм Роттердамский, питавший отвращение к сифилитикам, в числе неотъемлемых признаков этого заболевания называл ввалившийся нос, смрадное дыхание, сочащиеся гнойные язвы, воспаленные глаза и хромающую походку. Человека, который полностью подпадал под эту характеристику, звали Ульрих фон Гуттен. [315] В исследовании о разработках Парацельса в области лечения сифилиса, написанном Кайлом и Дэмсом, мы читаем: «Людей, страдающих от французской болезни, узнавали издалека. Их хватали и выдворяли за городские ворота. Трудно было скрыть струпные папулы, размером около двух сантиметров, покрывавшие тело несчастного, смрадное дыхание, гнойные выделения, глубокие язвы, контрактуры и частичную парализацию тела. Больше всего люди мучались от боли в области суставов и рубчатых костей. Ближе к ночи боли усиливались до такой степени, что пациенты начинали кричать, богохульствовать, призывать дьявола и нередко заканчивали жизнь самоубийством. Нередко все их тело было парализовано, так что они оказывались полностью прикованными к кровати. У них постепенно отмирали отдельные части тела. Губы и нос вваливались, а глаза начинали гноиться. Другими симптомами болезни могли быть понос, зрительные нарушения, головные боли, шелушащиеся руки, трещины в области стоп, атрофия бедер и воспаление половых органов» [316] .
Мимолетный взгляд, брошенный в глубины ада, показывает, в каких нелегких условиях находился врач, отваживавшийся бросить вызов сифилису. Гогенгейм прекрасно понимал, какая бездна страданий открывается перед ним, и вовсе не был склонен считать сифилис мелочью. В «Парагрануме» он писал: «Не следует презирать или считать мелочью огромное зло и распространенную болезнь, которая еще не была никем подробно исследована. На этих страницах я попытался дать удовлетворительное описание, которое, как я надеюсь, поможет императорам и папам, королям, князьям и владетельным персонам, дворянам, крестьянам, женщинам и мужчинам, юным и старым, верующим и неверующим, увидеть и понять величающую мистерию природы, великую тайну, которую Бог открывает нам» (VIII, 42).
Не может не вызывать удивление апелляция к Богу, нашедшая место на страницах полемического произведения. Осознавая невероятную сложность своей задачи как врача и целителя, автор не заявляет о своем умении контролировать болезнь, но надеется, что со временем она станет полностью излечимой. В данном случае мы, не претендуя на полное изложение этой серьезной проблемы, попробуем лишь пунктирно наметить основные линии целостного учения Парацельса о сифилисе, а также особенности его взглядов на развитие язвенных болезней.
В сочинениях о сифилисе и родственной этому заболеванию фрамбозии, развитие которой, согласно Кайлу и Дэмсу [317] , сопровождается похожими симптомами, Гогенгейм предстает перед читателями как опытный диагностик и терапевт, имеющий полное видение болезни. В отличие от описания других кожных заболеваний, специальное изложение патологии в работах Гогенгейма о сифилисе уходит на второй план. Основное внимание автор уделяет исторически обусловленным (астральным), инфекционным и моральным причинам болезни. Именно такое видение сифилиса характерно для его основополагающего труда по этой проблеме «Восемь книг о причинах и происхождении французской болезни, а также рецепты, способствующие ее исцелению», написанного в 1529 году. В базельских лекциях Гогенгейм негласно следовал знаковой системе, выработанной еще в античной медицине. Ее составными частями были покраснение, боль, потепление и опухоль. В этой связи кожные заболевания являются иллюстративным примером того, что отдельные медицинские обозначения не были следствием чистого наблюдения, но уходили своими корнями в четко разработанную схему. Трудность в понимании некоторых терминов Гогенгейма осложняется еще и тем, что они в общеупотребительном значении вошли в учение о сыпи Й.Й. Пленка (1745–1821), который пользовался ими на основе системы обозначений Линна. Учение о сыпи напоминает нам о теории четырех жидкостей, популярность которой в XVIII веке была по-прежнему высока. Согласно этому учению, именно испорченная жидкость обнаруживала себя в виде болезненных высыпаний на коже. При этом традиционные обозначения, которые Гогенгейм не подвергал хоть сколько-нибудь систематической кодификации, были сгруппированы в рамках первичной и вторичной сыпи. Первичная сыпь включала в себя пятна, прыщи, пузырьки, гнойнички, папулы, узелки, наросты, опухоли, волдыри и кисты. К вторичной сыпи относились перхоть (шелушение эпидермиса), струпья (засохшая кровь или сукровица), некроз, язва (потеря субстанции) и шрамы. Эти виды сыпи, объединенные Й. Дариром в 1909 году в книгу «Алфавит кожи» [318] , раскрыли перед медицинским сообществом целый спектр обозначений, которые стали употребляться в процессе постановки диагноза. Любекский дерматолог Фровин Ляй пишет: «Ключ к разгадке тех или иных кожных заболеваний лежит в симптомах сыпи. В частности, рассматривая ряд кожных болезней, в основе которых лежит первичная сыпь, выступающая в виде папул, мы видим, что зерновидные, красно-синие, полигональные папулы с небольшим углублением в центре, которые появляются на сгибе предплечья, являются признаками лишая rubor planus» [319] .
Эти уточнения, принадлежащие современному специалисту, сделаны в русле традиции, заложенной Пленком. При этом важно учитывать, что в любой системе знаков, не исключая и той, которой пользовался Гогенгейм, огромную роль играет точное определение симптомов. В базельских лекциях описание симптомов было основано на так называемой опытности лектора. Оно не составляло системы с точной и взвешенной информацией. Лишь с изобретением термометра и микроскопа в XVIII веке и созданием лабораторных условий в XIX и XX веках диагнозы начали ставиться на точной и выверенной основе.
