Вот какой день!
К тому же мне разрешили выехать во Францию и 30-го мы с Леной едем!!!
Ах, какой день! Какой день! Картина принята окончательно.
Я понимаю, что еще много нахлебаюсь! Но это будет другой этап!
День — молния без грома, День финишной прямой. Мгновенной и огромный, Во всех значеньях — мой! День радостной отваги, Вершина многих дней Одно движенье шпаги, Когда ты слился с ней!
Один прыжок над планкой — И ты от счастья гол. Как дребезги от склянки Летит в ворота гол!
Орлом взлетал я в небо, Лисой стелился вдруг И кем я только не был Сегодня, милый друг!
Кобылой и бараном, Коровой и быком С разорванным карманом С единственным клыком!
Как счетчик мозг дымится, А в сердце бубен был. Сегодня я молился! И верил! И любил!
Нет, теперь не пишется. Слишком — рядом все! Неужели в самом деле?
20.06.84 г. Среда
Ялта... А позади дорога во Францию. Париж, Авиньон, Канны, Ницца, Монте-Карло, Воларис, Сан-Поль де Ване, Париж, Марсель, Барселона, Мальта, Стамбул, Ялта, Одесса, Москва и снова Ялта. И еще какие-то городки, и Альпы, и Лонг-Мэй. И пароход «Беларусь»!..[127]
А за это время (с 30.04 по 18.06) не дали категории фильму, все ходят мрачные слухи, все пророчат картине гибель, боятся звонить мне, говорят, что я не выдержал и заболел и т.д. Фильму планируют 250 копий. Это чудовищно, я не верю в это.
Мне суждено ни знать, ни верить.
03.07.84 г. Вторник
Оставим пока все, что было до этого дня. К поездке и прочему надо будет вернуться. Сейчас надо спокойно проанализировать ситуацию и выработать направление дальнейших усилий. Самое главное, что картина существует; даст бог — будет существовать и тираж. Но положение хлипкое. Она и разрешена, и нет (нет еще документов о новой редакции), она и двухсерийная (по факту) и односерийная (по акту), нет окончательно категории (нет оплаты), плохо по тиражу (слухи от 130-ти до 250 копий). А главное, создалось двойственное положение: Гришин — против. Была комиссия по «Мосфильму» — она определила «Чучело» как недостаток и т.д.
(И до сих пор действует, очевидно, решение, принятое на культурной комиссии «Моссовета»: не показывать картину в Москве.)
Но анонс есть. Картину вот-вот начнут печатать. Прокатывать ее собираются. Смотреть ее хотят.
1. Я счастлив, что картина существует. (При первой возможности я перепишу ее на видеокассету.)
2. Надо сделать все от меня зависящее, чтобы был тираж.
3. Надо добиваться, чтобы премьера состоялась в «России» или в «Октябре».
4. Может быть, чтобы картину показали в «Лужниках».
5. Пресса. Надо уже сейчас добиться рецензий (готовых).
6. Обсуждения: в школах, в педвузах, в университете, в Комитете женщин.
7. Статья (моя) к началу нового учебного года.
8. «Спор-клуб» (о школьной реформе) — 2 сентября.
9. Выступление по радио — поздравление ребят с новым учебным годом.
10. Выступление в «Пионерской правде» к новому учебному году.
Одним словом, если премьера состоится, надо к ней подготовиться.
С оплатой дело, конечно, швах. Но... еще не вечер. Сизов и компания демонстративно накажут меня по высшим своим возможностям.
Надо всеми силами скрыть, что основной бой я дам после сентября, когда ее станут (если станут) крутить как две серии. И там уже отбивать все.
А сейчас надо всеми силами добиваться тиража.
Надо каждый день следить за печатью и обязательно иметь свою копию. Надо, чтобы две копии были у Марона (Бюро пропаганды киноискусства).
Итак:
1. Что-то слишком много всего... Но, наверно, если продумать это как систему — может получиться.
2. Надо, чтобы я был не один. Надо искать заинтересованных лиц.
3. Надо не разбрасываться, а очень собраться.
Но самое главное — не подчиниться этой ситуации. Не она решает сегодня мою живую жизнь. Надо топать дальше! Серьезнее! Смелее! Пошли все к еб...й матери!
Что же дальше?
Писать книги и сценарии.
Слишком много задумано — и не делается. Отчего не делается? Да оттого, что делается другое. И важное, и не совсем, и просто ерунда.
Наверное, нельзя: и ремонт, и творчество, и интрига вокруг картины.
С другой стороны, так и жизнь пройдет без всякого толку — а куда денешься? На какое время все откладывать? (Да-с, Ролан Антонович, так-то!)
В Ленинграде — в самую трудную бессонную ночь пытался писать стихи. Кое-что жаль бросить:
Бог не сможет, Черт поможет! Оттого и душу гложет, Оттого потом тоска И могильная доска.
* * *
Не видно пламенных трибунов
Из-за количества трибун.
Где тот, кто молод, смел и юн?
Грядет толпа новейших гуннов!
И это не набег, а бегство,
Какой-то массовый побег!
С разбегу нагишом из детства
В какой-то, к черту, Новый век!
Где нету с прошлым кровной связи,
Где нет ни дружбы, ни любви,
Где главное из грязи — в князи,
Пусть все в дерьме и все в крови!
Бегут от связей и вопросов,
От всех проблем, как от «затей»,
Еще быстрее от поносов,
От жен, мужей и матерей!
Кто стадом, кто поодиночке,
Кто волком лютым, кто овцой,
Кто быстрой рысью, кто трусцой,
Без дум и душ — в одной сорочке!
Бегут от света, в тьму и ночь,
Рыча и воя от испуга,
Бегут от горизонта прочь,
Бегут, спасаясь друг от друга.
Кстати, детские стихи надо было бы собрать и попытаться сделать книжечку. В процессе ее подготовки можно было бы напечатать в журналах.
03.07.84 г.
С чего же все-таки начать? А не с отдыха ли? Так я уже отдохнул. Может быть, поездки в Ленинград с чем-то соединить?
С каким-нибудь делом? Скажем, встреча с Литюзом, копия, -чтобы оплачивали дорогу и гостиницу. И таким образом хоть снять вопрос материальный.
07.07.84 г.
Сплю и сплю. И в душе горюю по Скапену[128]. Хотя не стоит — пусть один месяц из четырех-пяти, что я должен был на него потратить, вообще пропадет — я за оставшиеся три что-то успею сделать серьезное. Может быть, не откладывая сесть за какую-нибудь из основных книг. Может, сесть и все-таки написать повесть («Мама, война!» или «Соблазнитель»). А может, закончить сказку. Но пока — сплю, постепенно проходит бронхит, успокаивается кашель и насморк, постепенно возвращается бодрость. Может быть, самое время: 1. Сдать вещи в комиссионку. 2. Закончить ремонт и начать ремонт на «Аэропорте». 3. Привезти стол и кресло. 4. Запланировать концерты. 5. И пора что-то предпринимать с «Чучелом».
09.07.84 г.
Были у Листова. Долго спрашивали Галку, что нового на телевидении, и она отвечала: «Ничего, все по-старому». После вопроса в последний раз она скучно отозвалась: «Парторга у нас спасают. — Какого парторга? — Центрального телевидения... У нас есть такой Сушкин, так вот его спасают... У него валютные дела, потом он имел дело с распределением машин — брал за это и еще, что-то... какие-то пропуска... Сейчас все пропуска меняют...»
