В самом деле, он никогда ни с кем не делился своими взглядами на учение о триединстве божества? По настойчивости, с которой его спрашивают, Джордано видит, что инквизиторам известны его высказывания. Но какие? Он бесчисленное множество раз в шутку и всерьез высмеивал нелепую догму о троице.
Он хорошо помнил недавний спор в книжной лавке, злые лица священников, тревогу хозяина. Что имеет в виду инквизитор? Только ли донос Мочениго? Не лучше ли самому рассказать об этом, рассказать по-своему, чтобы смягчить возможные обвинения? Если, мол, ему и случалось говорить что-либо неподобающее о троице, то лишь тогда, когда он излагал чужие мнения. Джордано знает, что ему не избежать расспросов о деле, которое возбудили против него в Неаполе. Сказанного прежде недостаточно. Однако не в его интересах увеличивать число обвинений. Раз уж он решил упомянуть о споре в лайке, то зачем ему признаваться в новых прегрешениях? Диспут, бывший одной из причин начатого в Неаполе следствия, тоже касался Ария! Он, Бруно, настаивал на том, чтобы воззрения Ария излагали правильно.
Так он и отвечает. Здесь, в Венеции, ему тоже пришлось об этом говорить. Места, где происходил разговор, он точно не помнит. Он только сказал тогда, в чем, по его мнению, заключается взгляд Ария.
Где же это было? В аптеке или книжной лавке. Он беседовал с какими-то богословами. Ему, к сожалению, неизвестно, кто они. Их лица он совсем забыл. Даже если бы ему довелось встретиться с ними, он бы их не узнал.
Когда после перерыва допрос возобновился, Бруно опять повторил, что если в своих работах и высказываниях он излагал вещи, противные католической вере, то делал это не с целью навредить религии, а основывался исключительно на философских доводах или. приводил мнения еретиков.
Его долго допрашивали о взглядах на воплощение господне и на Христа. Бруно упрямо повторял, что, несмотря на свои сомнения, он никогда не отвергал божественности Спасителя и не выступал ни против авторитета библии, ни против символа веры.
Рассуждения обвиняемого о чудесах, совершенных Христом и апостолами, прервали новым вопросом: как он смотрит на таинство святой обедни и пресуществления? Бруно стал уверять, что в этом всецело разделяет ортодоксальные взгляды. Если он и не посещал обедни, то только из. страха. Ведь ему как отступнику это строго-настрого запрещено. Да» он долгие годы жил среди еретиков, но не одобрял их воззрений. Общаясь с ними, он ограничивался обсуждением философских вопросов. Кальвинисты, лютеране и прочие еретики, зная, что он не примкнул ни к одной из их религий, скорее считали, что он вообще не держится никакой веры, чем думали, будто он разделяет их учения.
Трибуналу было известно, что обвиняемый позволял себе- кощунственные выпады против Христа, называл его злодеем и поносил богородицу. Когда Джордано стали об этом расспрашивать, он разыграл возмущение. У него и в мыслях не было такого. Все, чему учит святая матерь церковь о Христе и приснодеве, он считает истинным.
— Если обнаружится, что я высказывал что-либо противное, то пусть меня подвергнут любой каре!
Когда заговорили об исповеди, Бруно подтвердил, что ему известна спасительная роль покаяния, которое очищает человека от грехов, и с сожалением признал, что лет шестнадцать не был у исповедника. Дважды, в Тулузе и Париже, пытался он получить отпущение, но ему отказывали как отступнику. Он всегда стремился добиться прощения, чтобы жить по-христиански.
Его допрашивают о взглядах на бессмертие души, выясняют мнение о богословах. Бруно уверяет, что католических богословов он всегда высоко ценил, а порицал только теологов-лютеран и прочих еретиков. Он не скрывает, что читал запрещенные книги, но делал это не с целью усвоить ложные доктрины, а просто из любознательности.
Но ведь он заявлял, что католическая вера преисполнена кощунства, высказывался против огромных доходов духовенства, хулил политику церкви, провозглашал необходимость коренных преобразований! Джордано протестует: он держался совершенно иных взглядов.
Так ли это? Пусть-ка он вспомнит, что говорил о чудесах Христа, творимых при помощи магии. Он и сам хвалился, будто может являть чудеса и намерен повести за собой весь свет!
Воздев руки к небу, Джордано воскликнул:
— Что это? Кто плетет такую чертовщину? О господи, что же это? Лучше умереть, чем выслушивать подобное!
Ему напоминают, как он издевался над воскрешением и вечной жизнью. Он негодующе отвергает эти обвинения. Хотя он и не отличался благочестивостью, из его книг видно, что в подобных вещах, он не повинен.
— Какого мнения был он о плотских грехах вне таинства брака?
Да, да, это очень важно! Церковь сурово карает злодеев, которые утверждают, что в близости с женщиной нет греха. Бруно с юности знает этих суровых обличителей порока, велеречивых моралистов, неумолимых блюстителей нравов. Они не жалеют слов, когда поносят паству. Мучают какую-нибудь деревенскую девчонку, позорят с амвона, травят. А сами? Охотно рассуждающие о святости брака, они не гнушаются ничем, чтобы растлевать прихожанок: соблазняют деньгами, учат обманывать мужей, запугивают, ловко пользуются наивностью и невежеством. «Страшен плотский грех, но уступить священнику не значит согрешить!» Что гнуснее разнузданного безбрачия клириков? Монахи отводят душу в притонах. Епископам расторопные сводни поставляют отроковиц. Кардиналы в открытую разъезжают по Риму в экипажах с самыми дорогими куртизанками. Римский первосвященник, коль крепок здоровьем, по числу наложниц не ударит лицом в грязь и перед султаном. А Святая служба вылавливает еретиков, осмеливающихся оправдывать плотские прегрешения.
О лицемерие!
Мне приходилось иногда высказываться, что плотские прегрешения, беря в целом, — наименьший грех среди прочих. Грех же прелюбодеяния есть больший, чем остальные плотские грехи, если не считать греха против природы. По-моему, грех простого блуда столь легок, что приближается к простительному греху. Так я говорил несколько раз и признаюсь, что высказывал заблуждение, ибо помню слова святого Павла: «Прелюбодеи не унаследуют царствия божьего». Однако я говорил это по легкомыслию, беседуя в компании о праздных мирских вещах.
Утверждал ли он, что сама церковь совершила великий грех, установив грех плоти, который так прекрасно служит природе?
Нет, подобного он никогда не утверждал. Если он и объявлял блуд более легким грехом, чем следует, то делал это, чтобы позабавить компанию.
Признания Бруно не могут удовлетворить трибунал. Дело идет об очень серьезных вещах, а не о каких-то частностях. Он отрицал многие христианские догмы и защищал вопиющую ересь. Ему перечисляют основные обвинения, почерпнутые из доноса. Они хотят ни больше, ни меньше, чтобы он признал свою виновность по всем пунктам, по которым его допрашивали!
