Эта характеристика возмутила нас и наших товарищей, но на педагогическом совете два последних пункта (самые щекотливые) были сняты. Теперь я почти спокойна. У Жени характеристика ничем не отличается от моей. В общем, наши товарищи-пионеры перегнули палку и слишком увлеклись своей ролью – и никому, кроме них самих, не написали хорошей характеристики. Я считаю, что и характеристика, и аттестат, в сущности, вещь пустая, так как знания от них не прибудут. Ведь, в сущности, все наши ребята-общественники хотя и имеют хорошую характеристику в смысле общественной жизни, но по знаниям куда ниже нас. Скажу тебе, что технические науки мне нравятся куда больше, чем гуманитарные, так что мои наклонности до некоторой степени определились.
Дорогой папа, мне очень стыдно перед мамой за мой характер. Ясно, что за последнее время мама мной очень недовольна. Например, сейчас уже двенадцать часов ночи, я пишу тебе письмо, а мама просит вымыть посуду. Я отказываюсь из-за желания кончить письмо, чтобы оно не валялось, как некоторые. Мама на меня рассердилась, я знаю, что я виновата и поступаю нехорошо, но исправить не могу. Крепко целую. Помоги мне, как можешь, в моем старании быть в мире и согласии с мамой. Ляля».
<6 октября 1931>
«Дорогой папочка!
Курсами я очень довольна. Занятия начались серьезные, и теперь действительно нет свободной минутки. Весь сегодняшний день я провела за занятиями, а ведь это мой выходной. Особенно с рвением и охотно взялась я за изучение английского языка и немецкого. При таком желании, как у меня, всегда можно достичь благоприятных результатов, и я уже могу пускать в разговор целые английские обороты, что является сравнительно большим результатом за такой короткий срок (ведь не прошел еще месяц).
Педагоги у нас хорошие, уроков задают не стесняясь, а среди курсантов есть плохие и хорошие, но тупых учеников как будто бы нет, если не считать одного парнишку. С новой обстановкой мы освоились с первого дня, а так как мы учимся в помещении месткома, который работает вечером, мы свободно можем пользоваться книгами, образующими рядом полок сравнительно хорошую библиотеку. Недавно я записалась в центральную Ленинскую библиотеку, бывшую Кумановскую, которую ты, наверно, помнишь.
Москва изменилась сравнительно немного, но все-таки изменилась. Количество асфальтированных улиц значительно увеличилось, сама Москва постепенно расширяется, застраиваясь на окраинах новыми домами-коробками теперешней архитектуры, вроде нашей Усачевки. По московским улицам носятся трехвагонные трамваи, что почти не уменьшает обычной трамвайной давки. Население быстро увеличивается. У Каменного моста, по ту сторону реки, в так называемом районе Болота, стоит новый десятиэтажный гигант дома Советов со всевозможными удобствами, которыми ясно кто может пользоваться. А наряду с новым строительством рушат последнее старье. Не говорю о маленьких церквушках, но такая же участь постигла знаменитый храм Христа Спасителя, музей чудесных картин великих художников и верный маяк Москвы, золотой купол которого виден со всех окраин Москвы. Купола почти сняли, уже принялись ломать стены.
У нас на Усачевке увеличивают зеленые насаждения, перед домами выросли ряды молодых деревьев. Вот и все известные мне изменения Москвы. Забыла сказать о звуковом кино. Это крупное нововведение Москвы, вещь поистине инженерная и до сих пор не сходит с экрана. Кто не знает „Путевку в жизнь“? Ее смотрят по два-три раза, и я пойду когда-нибудь второй раз.
Папуся, наши курсы дают хорошую подготовку для музейных работников, но они не ставят задачей, как говорил заведующий курсами, делать из нас музееведов, а главная их задача – поставить и дать дорогу к высшему учебному заведению, который является главной целью моей жизни.
Милый папа, если я сейчас лягу спать, то посплю только шесть часов, так как сейчас один час ночи и я встаю в семь часов, а потому спешу кончить письмо, ибо чувствую я себя прескверно, голова побаливает. Бедная мамуся сегодня опять пришла поздно, она теперь очень устает, в чем сознавалась сама. Нина совсем выздоровела и уже второй или третий день ходит в школу.
Крепко тебя целую. Привет от бабушки. Нина, мама, Женя целуют тебя. Ляля».
<21 февраля 1937>
«Дорогой папа!
Так хочется знать что-нибудь о тебе! Как твое здоровье и нет ли ухудшения в твоем зрении? Твои глаза нас очень беспокоят, тем более что сейчас ты не можешь продолжать свое лечение.
Уже три раза мы посылали тебе денег, по тридцать рублей каждый раз. Получаешь ли ты их, хватает ли тебе денег или, может быть, остаются – все это является для нас неизвестностью.
Несмотря на то что больше мне хочется знать о тебе, нежели писать о нас, придется выбрать второе. Уже больше половины февраля прошло, а дипломная работа[48] подвигается очень медленно. Всех нас охватывает опасение, что мы не успеем справиться со всеми заданиями к двадцать первому июня. Кроме того что наш диплом требует тщательного подбора материала, хождения по музеям, изучения орнамента все видов (как толчок для возникновения своей идеи), наступит момент так называемый технический – тщательное выполнение на бумаге (махровой ткани и ковре), и эта часть требует огромного времени. Особенно мне надо спешить с махровой тканью, которую надо продвинуть в производство, а последнее, как выяснилось на практике, требует своего времени. Практика моя прошла хорошо.
Женя участвовала в олимпиаде (ставили „Цыгане“ Пушкина), почему задержала свою практику. На нескольких пушкинских вечерах она читала стихи Пушкина, и с большим успехом. Это порядочно отвлекает от занятий.
Я узнала, что на диплом первой степени могут претендовать те из студентов, у кого не менее семидесяти пяти процентов „отлично“ по всем предметам. Этого нам бояться нечего. У меня „отлично“ наберется процентов на девяносто (по последнему постановлению о высшей школе „хорошо“ считается за „отлично“, так как в данный момент отметка „хорошо“ упразднена). Конечно, это не значит, что я не могу получить и двадцать седьмую степень.
Мама здорова, работает по-прежнему много. Ниночка все время занимается или читает – серьезный человек.
Целуют тебя все крепко. Береги зрение. Оля».
Старшая дочь Евгения – отцу
<16 ноября 1930>
«Здравствуй, дорогой папочка!
Я тебе (через Лялю) обещала написать свои впечатления о дне тринадцатой годовщины Октябрьской революции, 7 ноября. Совсем другую картину представляет этот праздник в сравнении с прежними годами. Нет былого энтузиазма и веселья в рядах демонстрантов. Многие из последних идут не по собственному желанию, а по принуждению (во избежание черной доски или позорного столба). Мы с нашей (вернее, маминой) организацией – „Рабочая Москва“, поплутав по шумным, возбужденным улицам часа четыре, прошли на Красную площадь, где с мраморной трибуны нас приветствовали делегаты (Сталин, Ворошилов, Буденный и др.). Но на их приветствия демонстранты отвечали очень слабым „ура!“. Вечером Москва сияла множеством ярких огней, но все же иллюминация даже против прошлого года была слаба. Вероятно, советская власть экономит электричество, а то к концу пятилетки эту энергию будут выдавать по карточкам. Ну, пока прощай. Женя. Целуем все!»
