Помимо регистрации и поиска беженцев – физических лиц – особый отдел организовал регистрацию эвакуировавшихся учреждений и должностных лиц, их представлявших. С этой целью направлялись запросы к эвакуированным губернаторам, окружным судам, отделениям госбанка и др. На 1 января 1916 г. Центральное бюро имело сведения о местонахождении 3000 эвакуированных учреждений[508]. Кроме регистрации и поиска беженцев и учреждений, бюро пересылало денежные переводы беженцам, принимало обычную корреспонденцию до востребования им адресованную и затем направляло ее к местам установленного их пребывания, разыскивало утерянный багаж и т. д.
Поддержка власти, широкие полномочия, крупные государственные средства позволили Татьянинскому комитету в сравнительно короткий срок развернуть призрение беженцев в масштабах страны. Этому способствовала и широкая общественная поддержка его деятельности, участие в работе отделов и отделений.
Свержение монархии в России поставило вопрос о дальнейшей судьбе Татьянинского комитета. Благотворительные ведомства, действовавшие под покровительством дома Романовых, продолжили свое существование, поскольку и новая власть в лице временного правительства, и общественность сознавали необходимость их сохранения хотя бы до создания новой системы призрения. Положение Татьянинского комитета было менее определенным, поскольку такие же функции выполняли особое совещание по устройству беженцев при МВД и его местные подразделения.
В начале марта 1917 г. комитет предпринял шаги по установлению контактов и достижению взаимопонимания с новой властью. А. Б. Нейгардт встретился с министром-председателем временного правительства князем Львовым. Глава комитета, по его словам, готов был согласиться с ликвидацией этой структуры, если временное правительство признает ее «нежелательной». «для новых песен, наверное, потребуются и новые птицы»,[509] – заметил он. Львов высказался против ликвидации Татьянинского комитета, который «сделал уже так много пользы жертвам войны», и заявил, что «временное правительство просит его деятелей продолжать их работу»[510]. Татьянинский комитет сохранился, но его финансы были поставлены под контроль особого совещания по устройству беженцев. Оно «признало нужным» обсуждать сметы региональных отделений комитета в губернских и городских совещаниях по устройству беженцев. Центральное управление комитета получало средства не непосредственно от совета министров, как до революции, а от особого совещания по устройству беженцев.
Поддержка временного правительства не исключала проблем во взаимоотношениях Татьянинского комитета с организациями, участвовавшими в оказании помощи беженцам. Выяснилось, что земский и городской союзы не забыли истории с передачей полномочий по регистрации беженцев. В апреле 1917 г. на съезде земского союза было выдвинуто требование о «немедленном закрытии Татьянинского комитета и о передаче его работы и всех учреждений в беженские комитеты…»[511]. Более того, представитель союза городов в особом совещании по устройству беженцев Гердт заявил, что «Татьянинский комитет был учрежден с вполне определенной целью захватить деятельность всероссийского земского союза и забрать его учреждения, поэтому он… является учреждением антиобщественным»[512]. Высказывание это встретило, однако, возражения представителей национальных организаций, входивших в состав особого совещания, которые «все в один голос и весьма категорически опровергли его необоснованные взгляды»[513]. В некоторых регионах представители земского и городского союзов потребовали передать им делопроизводство и средства отделений Татьянинского комитета. В этих условиях деятельность ряда его подразделений пришла в расстройство, на местах высказывались мнения о целесообразности ликвидации комитета как самостоятельной организации. Чтобы прояснить ситуацию, Нейгардт 15 марта 1917 г. направил всем местным отделениям циркуляр, извещавший их о том, что временное правительство уполномочило комитет «продолжать деятельность, каковая и в отделениях имеет впредь протекать по установившемуся уже на местах порядку»[514]. Татьянинский комитет выражал полную поддержку временному правительству, содействие которому объявлялось «священной обязанностью». Поскольку после свержения монархии сохранить прежнее название не представлялось возможным, Татьянинский комитет, «согласно с его первоначальным назначением», переименовывался в «комитет для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий»[515]. Вместе с тем, в циркуляре уточнялось, что в «общежитии», то есть в неофициальных обстоятельствах, комитет «продолжает временным правительством, прессой, учреждениями и частными лицами называться Татьянинским комитетом»[516].
Для того чтобы определить направления и формы взаимодействия Татьянинского комитета с властью и обществом в новых условиях, его Центральное управление собрало представителей местных отделений на съезд, который состоялся 16–19 апреля 1917 г. на нем присутствовали представители 42 местных отделений и национальных организаций – Литовского общества по оказанию помощи пострадавшим от войны, Латышского центрального комитета по оказанию помощи беженцам, западно-русского общества и комитета помощи бедным семействам армян и бедствующему армянскому населению, пострадавшему от военных бедствий. Съезд получил название «второго», так как первым считалось совещание представителей комитета, состоявшееся в мае 1915 г.
Большинство делегатов аргументировано высказалось против упразднения комитета как самостоятельной организации и самоликвидации местных отделений. Главный довод – указания на то, что комитет действовал в тесной взаимосвязи с общественными организациями и за четыре года создал отлаженную систему помощи беженцам. Представитель Виленского губернского отделения Братовицкий в своем выступлении, в частности, сказал: «…и вот теперь после переворота (так выступавший назвал свержение монархии. – Прим. авт.) в отделение явилась масса беженцев и жертв войны с вопросом: в каком положении теперь будет дело оказания им помощи и будет ли комитет существовать в дальнейшем. В это время пришла из Петрограда бумага, что комитет будет продолжать свое существование. Когда я сообщил им об этом, все страшно обрадовались»[517]. Представитель минского губернского отделения Логоткин, отметив в своем выступлении, что его отделение работает «непосредственно на позициях под гром пушек, бомб и под аэропланами», заключил: «мы так сжились вместе со всеми слоями местного населения, что для нас настоящая перемена прошла почти незаметно. Отделение продолжает работать с тем лишь маленьким исключением, что взамен прежнего избран новый председатель, от нового правительства»[518].
