Как известно, Гиммлер действительно начал отправлять группы евреев в Швейцарию, но Гитлер приказом от 6 февраля прекратил этот процесс. До этого Гиммлер также вел переговоры со швейцарцами об инспекции концлагерей, и 2 февраля представители Красного Креста даже посетили Ораниенбург, однако впоследствии энтузиазм Гиммлера, всегда боявшегося гнева фюрера, пошел на убыль. После разноса, который Гитлер устроил ему 6 февраля, Гиммлер, сославшись на болезнь, уехал в Гогенлихен и оттуда руководил группой армий «Висла», командующим которой он на тот момент еще оставался.
В Гогенлихене Гиммлер принял нескольких важных гостей. Четырнадцатого февраля, на следующий день после стычки Гиммлера с Гудерианом, происшедшей в присутствии Гитлера, в Гогенлихен прибыл Геббельс, пожелавший навестить «заболевшего» рейхсфюрера. Вот что писал об отношениях этих двух людей помощник Геббельса Земмлер, безусловно опиравшийся в своих суждениях на произнесенные в узком кругу высказывания своего патрона:
«Геббельс, несомненно, недолюбливал Гиммлера, хотя в рабочих вопросах они хорошо понимали друг друга… Геббельсу явно импонировали радикальные взгляды и способность Гиммлера использовать самые жесткие методы для достижения своей цели, но, несмотря на это, шеф СС оставался его основным соперником… Геббельс тоже хотел занять пост министра внутренних дел… но Гиммлер опередил его, и с тех пор он ему завидовал… За исключением Гитлера, перед Гиммлером все испытывают ужас. Геббельс считает, что Гиммлер построил величайшую организацию власти»32.
На следующий день Гиммлеру позвонил Риббентроп. Вероятно, он тоже приезжал в Гогенлихен, чтобы обсудить с Гиммлером свой план, касавшийся отправки в Стокгольм Фрица Гесса с миссией мира. Гесс выехал 17 февраля – на следующий день после прибытия в Германию Бернадотта.
Главной целью Бернадотта было посетить Гиммлера и принять самое активное участие в начатых Керстеном переговорах. В перспективе же шведский граф планировал совершенно перехватить инициативу у массажиста, который, по его мнению, лез не в свое дело. Восемнадцатого февраля33 после официальной встречи с Кальтенбруннером и Риббентропом, пространные речи которых не вызвали у него ничего, кроме скуки (от нечего делать он играл с секундомером, засекая, сколько времени проговорит то или иное высокопоставленное лицо), Бернадотт впервые встретился с Гиммлером в Гогенлихене. На эту встречу он возлагал большие надежды, так как к этому моменту Бернадотт уже догадался, что Риббентроп в своей внешней политике отдавал предпочтение договору со Сталиным о разделе Европы между СССР и Германией, в то время как Шелленберг и Керстен, напротив, настраивали Гиммлера на объединение Германии и западных союзников против дальнейшего распространения коммунизма в Европе.
В Гогенлихен, наводненный немецкими беженцами с Востока, Бернадотт приехал в сопровождении Шелленберга. Вопреки его ожиданиям, они застали Гиммлера оживленным и бодрым. На нем была зеленая форма Ваффен-СС и очки в роговой оправе вместо пенсне, знакомого Бернадотту по множеству портретов и фотографий. Вот как описывает Гиммлера сам Бернадотт:
«У него были маленькие, нежные руки хорошей формы, к тому же тщательно наманикюренные, хотя в СС это запрещалось. Кроме того, к моему изумлению, держался он чрезвычайно дружелюбно. Рейхсфюрер был не лишен чувства юмора, хотя, на мой взгляд, его шутки были несколько мрачноваты… Словом, в его внешности не было ничего дьявольского. Ничто в выражении его лица не выдавало той ледяной жестокости, о которой я столько слышал. Гиммлер… казался жизнерадостным человеком, а о своих взаимоотношениях с фюрером он говорил с хорошей сентиментальностью в голосе».
Бернадотт, знавший об интересе Гиммлера к Скандинавским странам, подарил ему книгу XVII века о скандинавских рунических надписях, и рейхсфюрер был «заметно тронут». Но когда граф обратился к нему с просьбой освободить несколько тысяч норвежских и датских заключенных и выслать их в Швецию, Гиммлер отказал. Он, впрочем, пообещал перевести их в два особых лагеря, где о них могли позаботиться представители шведского Красного Креста. После обсуждения опасностей, грозящих Европе в случае победы русских, он также сказал, что «в случае необходимости позволит передать находящихся в лагерях евреев военным властям союзников». Уже прощаясь, Гиммлер попросил Шелленберга найти для Бернадотта хорошего водителя, чтобы доставить графа в Берлин в целости и сохранности. «В противном случае, – добавил он, – может случиться так, что в шведских газетах появятся заголовки: «Военный преступник Гиммлер убивает графа Бернадотта».
Несмотря на внешне теплое расставание, Гиммлер, по свидетельству Шелленберга, был крайне раздражен этим вмешательством в переговоры, которые он хотел сохранить в тайне. Тот факт, что Риббентроп и Кальтенбруннер знали о визите Бернадотта, означал, в частности, что о нем станет известно и Гитлеру, поэтому Гиммлер решил опередить события и официально приказал Кальтенбруннеру и Фегелейну, своему официальному представителю в штабе Гитлера, ввести фюрера в курс дела. По словам Фегелейна, Гитлер отреагировал следующим образом: «С помощью такой ерунды в тотальной войне ничего не добьешься». Шелленберг со своей стороны утверждает, что по дороге в Гогенлихен посоветовал Бернадотту пойти на компромисс в отношении датских и норвежских заключенных и попросить перевезти их на транспорте шведского Красного Креста в центральный лагерь на северо-западе, а не передавать шведам для интернирования. Свое предложение он подкрепил заверениями, что граф, дескать, «произвел на рейхсфюрера весьма благоприятное впечатление» и что Гиммлер выразил желание поддерживать с ним более тесную связь.
Неделю спустя Гиммлер отправился в Берлин на прием, устроенный Геббельсом в своем министерстве. Там они обсуждали, в частности, возможность мирных переговоров, но Геббельс к тому моменту вновь поверил в Гитлера и отказался предпринимать что-либо без ведома фюрера. Он также намекнул, что предпочел бы объединиться со Сталиным на востоке, а не с союзниками на западе, но только при условии, что фюрер решится на такой шаг. «Безумие», – заметил на это Гиммлер и поскорее отошел прочь34. Геббельс явно готовился к роли героя-защитника Берлина, готового ради фюрера положить свою жизнь и жизни жены и детей.
Керстен вернулся из Стокгольма 3 марта – после переговоров с министром иностранных дел Швеции Гюнтером, опасавшимся, что, если Германия не выведет войска из Норвегии, союзники вынудят Швецию нарушить нейтралитет и вступить в войну. Кроме Гюнтера, Керстен встречался в Стокгольме и с Гилелем Сторчем – одним из лидеров Нью-йоркского отделения Всемирного еврейского конгресса, готовым использовать любой шанс для обеспечения безопасности и освобождения евреев, находящихся в заключении в Германии. Узнав от него о приказе Гитлера уничтожить лагеря вместе с заключенными, но не допустить их освобождения союзниками, Керстен начал переговоры с Гиммлером об освобождении евреев с помощью Международного Красного Креста.
