Второго? Василий Иванченко. Тоже коренной мотовилихинец. Рабочий, токарь по металлу. (…) Он всегда ровный, спокойный, ласковый, но за этой ласковостью его тенорового разговора есть большая решимость и бесстрашие. В 1906 г. он был арестован за убийство двух казаков и приговорен к 15 годам каторжных работ. Из каторги он явился в Мотовилиху в 1917 г.
Тов. Иванченко был из тех мотовилихинских коренников, которыми держалась наша организация. Его рабочие знали. Ему они верили. С ним они могли говорить по всем вопросам, по самым щекотливым и деликатным. Они в нем чувствовали своего друга и товарища, целиком преданного им. Он теоретически слабый и еще слабее как оратор. Но он мог объединять вокруг себя рабочих, как редко кто может. В это время он работал на заводе.
Это уже два. Два каторжника. Хорошее начало.
А кто еще двое? Андрей Марков. Подходит. (…) Рубаха-парень. Любит свое ремесло. Работает мастером в одном из орудийных цехов завода. В 1906 году был в тюрьме. Сидел некоторое время со мной, а потом получил административную ссылку. Член партии с 1905 года. Участник всех боев, которые пришлось вести передовикам Мотовилихи. Знает на практике все прелести царского режима и горит огнем злобы и мести. (…)
А это все, что мне нужно.
Четвертый? Колпащиков. Рабочий. Это не коренной мотовилихинец. (…) Сидел в тюрьме. В 1917 году был всегда в Комитете как красногвардеец и забывал всего себя, отдаваясь самой кропотливой, тяжелой и черной работе. (…) Работал на заводе, а все остальное время был всегда на боевом посту, выполняя самые опасные и сложные поручения. Что он пойдет со мной куда угодно, я не сомневаюсь. А большего для меня и не требуется».
Решив для себя кандидатуры будущих подельников, Ганька собрал их всех в будке киномеханика мотовилихинского синематографа «Луч». Вкратце рассказав свой план, спросил, что они думают по этому поводу. И все четверо, нимало не смутившись, согласились принять участие в этом готовящемся преступлении. А на вопрос Мясникова, согласны ли они, И.Ф. Колпащиков ответил за всех: «Согласны, Ильич. Что разговаривать. Что с этой гадостью церемониться».
«Если не поторопимся, Михаила выкрадут, а он станет знаменем контрреволюции», — подытожил разговор Ганька. И далее указал на то, что надо всё это дело обустроить таким образом, чтобы у всех сложилось впечатление, что Михаилу Романову помогли бежать «свои» офицеры, для чего всем участникам надо принять соответствующий вид.
Убийство
Задуманное заговорщики претворяли в жизнь, согласно своему сценарию. Накануне преступления из заводской конюшни по распоряжению Мясникова ими были взяты две лошади, запряжённые в крытые фаэтоны, рассчитанные на двух седоков и кучера.
Вечером 12 июня 1918 года все пятеро подъехали к зданию Пермской ГубЧК. Оставив лошадей во дворе, зашли в помещение, где А.В. Марков сел печатать подложный мандат об аресте Великого Князя. Под мандатом должна была стоять подпись П.М. Малкова, но за него, как его заместитель, расписался Г.И. Мясников. (Согласно другой версии, этот документ лично П.И. Малков заверил печатью, а также своей подписью, умышленно изменив таковую.) Когда печатался «мандат», в комнату неожиданно зашли П.М. Малков и новый Председатель Пермского Губсовета В.А. Сорокин. Ордер на арест им не показали, как и не посвятили в свои планы. Но те и без слов поняли, какое затевается дело.
Из воспоминаний Мясникова. Он произнёс: «Вот что, товарищи, Малков и Сорокин. Мы сейчас отсюда уходим, а вы должны остаться здесь и не выходить отсюда в течение двадцати минут. Не выходить, несмотря ни на что: будут ли выстрелы, будут ли вызовы по телефону — вас здесь нет, вы ничего не видали и не знаете. Поняли? После двадцати минут вы свободны. Дадите ли мне слово, что вы исполните мои требования?
Вид их был необычайно растерянный; и тот и другой — бледный-бледный. Видно было, что они нервничали. Но я себя не видал, и не знаю, какой вид был у меня. (Потом мне рассказал кое-что тов. Иванченко.) Но было, должно быть, у меня на лице и в фигуре достаточно решительности, что оба председателя без всякого промедления и размышления дали мне свое слово».
Приказав И.Ф. Колпащикову и В.А. Иванченко выводить лошадей и ехать, Ганька пешком пошёл к «Королевским номерам», желая быть сторонним наблюдателем происходящего.
В это же самое время к операции был подключён помощник В.А. Иванченко — милиционер В.А. Дрокин, он дежурил в отделении и в случае звонков из «Королевской гостиницы» с заявлением об аресте Великого Князя должен был… не принимать никаких мер. А в случае возможной погони, направить таковую по ложному следу.
В 12 часов 10 минут в ночь на 13 июня 1918 года Н.В. Жужгов и И.Ф. Колпащиков вошли в фойе гостиницы. Н.В. Жужгов проследовал в номер к Великому Князю, а И.Ф. Колпащиков остался внизу, заняв позицию рядом со швейцаром, в непосредственной близости от которого имелся телефон.
В описываемые дни Великий Князь Михаил Александрович невыносимо страдал от застарелой болезни — язвы желудка и уже собирался ложиться спать, как вдруг в дверь его номера раздался стук. Представившись и предъявив «мандат», Н.В. Жужгов тоном, не требующим возражений, предложил ему собираться и пройти вместе с ним. Михаил Александрович категорически отказывался, ссылаясь на недомогание, а также требовал вызвать «товарища Малькова». Н.В. Жужгов настаивал. Начавшийся разговор происходил на повышенных тонах, что в свою очередь привлекло внимание постояльцев соседних номеров. А слуги В.Ф. Челышев и П.Я. Борунов спустились на первый этаж и стали звонить в милицию. Но, как и было задумано заранее, их звонок принял В.А. Дрокин с вытекающими последствиями.
Наблюдавший за происходившим В.А. Колпащиков вызвал «подкрепление» в лице А.В. Маркова, после чего уже вместе с ним проследовал в номер Великого Князя. Без каких-либо увещеваний, А.В. Марков сразу же пригрозил Михаилу Александровичу револьвером и гранатой, после чего тот стал одеваться. Его последним условием было желание проследовать вместе с верным Н.Н. Джонсоном, на что, конечно же, было получено согласие — об этом заранее договорились заговорщики.
Выйдя из гостиницы, стали рассаживаться в пролетки. В одну из них был посажен Великий Князь вместе с В.А. Иванченко, а место кучера занял Н.В. Жужгов. Во вторую усадили Н.Н. Джонсона, место рядом с которым занял А.В. Марков, а за кучера — И.Ф. Колпащиков. По команде Ганьки тронулись в путь, предварительно договорившись ждать его у здания Мотовилихинской милиции.
