На самом деле надпись была такой:
«Канцлеру – слесарь, Анатолию Васильевичу Луначарскому. Маяковский».
Наталья Розенель дала этим словам пояснение:
«Эта надпись сделана карандашом. Под ней можно различить следы другой надписи, стёртой резинкой: „Канцлеру смиренный слесарь“…
Анатолий Васильевич показывал мне автограф, никак его не комментируя…
Маяковский, как я думаю, и не видел и не читал пьесы «Канцлер и слесарь», которая с большим успехом шла в театре Корша в Москве и почти во всех городах Союза. Близкие поэта подтверждают, что он чрезвычайно редко бывал на театральных спектаклях. Просто высокое официальное положение наркома навело Маяковского на это сочетание слов, напечатанных на многочисленных афишах, расклеенных по городу. Наркому дарит свою книгу рабочий поэт. Канцлеру – слесарь. Так, по-видимому, понимал это и Анатолий Васильевич. Здесь был оттенок лёгкой иронии, особенно в первом варианте «смиренный слесарь», но не было желания уязвить».
В тот момент Есенин и его товарищи-имажинисты тоже были подвергнуты жёсткой критике. Первый номер журнала «Печать и революция» поместил статью Луначарского «Свобода книги и революция», в которой имажинисты назывались шарлатанами. Вернувшийся из Ташкента Есенин, по словам Матвея Ройзмана, был возмущён до предела:
«Есенин сказал, что его ещё никто не называл шарлатаном, как это сделал Луначарский. Если бы статью написал обычный критик, можно было бы на неё начхать. Но написал народный комиссар по просвещению, человек, в руках которого вожжи от искусства. Это уже не статья, а законодательный акт!»
И Есенин предложил устроить демонстрацию протеста. Ночью 10 июня на московских улицах были расклеены листовки:
«Имажинисты всех стран соединяйтесь!
Всеобщая мобилизация поэтов, живописцев, актёров, композиторов, режиссёров и друзей действующего искусства № 1.
На воскресенье 12 июня (1921 г.) назначается демонстрация искателей и зачинателей нового искусства.
Место сбора: Тверская площадь (сквер), время 9 час. вечера…
Причина мобилизации: война, объявленная действующему искусству.
Кто не с нами, тот против нас!
Вождь действующего искусства: Центральный комитет Ордена имажинистов…»
Далее следовали фамилии организаторов демонстрации.
Готовившееся мероприятие пресекли чекисты. Об этом – Матвей Ройзман:
«В одиннадцать часов утра все имажинисты, подписавшие „Всеобщую мобилизацию“, были вызваны в МЧК, и нам объяснили, что подобная манифестация может привлечь нежелательных людишек, которые будут вести себя вызывающим образом по отношению к Советской власти… Нам посоветовали самим отменить демонстрацию. Это мы и сделали, явившись
12 июня в 9 часов вечера на Театральную площадь. Народу собралось много, некоторые кричали: «Есенин! Есенин!» Но мы молча ушли».
А 15 июня 1921 года произошло событие совершенно неожиданное: в приложении к журналу «Вестник театра» (несмотря на все официальные запреты) была опубликована «Мистерия-буфф». Руководство Госиздата восприняло это с возмущением и выплачивать автору гонорар отказалось категорический, назвав пьесу «незаконно напечатанной».
Маяковский тут же написал жалобу, и дело было передано в Дисциплинарный товарищеский суд. Кроме того поэт обратился за помощью к Владимиру Вегеру (Поволжцу), принимавшему когда-то гимназиста Маяковского в РСДРП(б). Вегер выдал ему рекомендацию («в дисциплинарный суд по делу Госиздата»).
Автору «Мистерии» предстояло выступить против Ивана Ивановича Скворцова-Степанова, своего бывшего соратника по партии. Вспомним, что говорил о тех годах Владимир Вегер:
«… «товарищ Константин» – Маяковский – бывал у старейшего участника русского революционного движения, видного партийного деятеля И.И.Скворцова-Степанова по вопросам теоретическим и производственным».
Прошло 13 лет, и Маяковского вновь заинтересовали некоторые «производствененые» вопросы. Но на этот раз он подал на своего бывшего учителя и коллегу в суд. Между тем Скворцов– Степанов был одним из первых советских наркомов: в самом первом составе Совнаркома Ленин назначил его народным комиссаром финансов, в марте 1921 года он открывал прения по политическому докладу Ленина на X съезде РКП(б). И вот теперь ему предстояло сесть на скамью подсудимых.
Тем временем работа над спектаклем «Мистерия-буфф» (на немецком языке – для делегатов Третьего конгресса Коминтерна) приближалась к завершению. Рита Райт писала:
«Как-то утром, не веря глазам, я прочла в „Известиях“ заметку, где рассказывалось, как будет поставлена в цирке „Мистерия“ и дальше:
«Перевод сделан молодой поэтессой (!), ученицей студии ЛИТО (имярек)».
Это было похоже на славу, если бы не ужасное клеймо «молодой поэтессы».
Меня задразнили до слёз. Меня звали «юным дарованием», «вундеркиндом», мне не давали проходу ни в университете, ни дома…
Когда я пожаловалась Маяковскому, как меня дразнят, он сказал:
– Плюньте, это они от зависти, – и тут же добавил. – Только вы не зазнавайтесь».
Маяковский написал для этого представления новый пролог, в котором обращался к делегатам конгресса Коминтерна как к представителям всемирной Коммуны:
«Товарищи! / Вас, представляющих мир,
Всехсветной Коммуны Вестники, —
вас / сегодня / приветствуем мы:
рев-комедианты, / рев – живописцы, / рев-песенники».
А дальше говорилось о том, что «комедианты-песенники» не только воспевают революцию, они эти революции и совершают, потому что:
«Равны революциям – взрывы пьес.
Сатира, как стачка – / за брюхо берёт.
Товарищи актёры! / Слова наперевес!
Вперёд!»
24, 25 и 26 июня 1921 года «Мистерию-буфф» давали в Первом государственном цирке. Актёр Соломон Михайлович Михоэлс (Шлоймэ Вовси), исполнявший две роли (Интеллигента и Соглашателя), писал:
«Спектакль был грандиозен: он охватывал все помещения цирка от купола до люка».
Рита Райт:
«Спектакль шёл в море разноцветных огней, заливавших арену то синевой морской волны, то алым адским пламенем…
Финальное действие развернулось в победный марш нечистых и парад всех участников спектакля под гром «Интернационала», подхваченного всей многоязычной аудиторией. «Мистерия-буфф» и на чужом языке стала революционным народным спектаклем.
