Отдельные сослуживцы по штабу РОВС замечали элементы бравады со стороны Скоблина. Он словно невзначай всегда в беседах о жизненных проблемах подчеркивал, что его жена «зарабатывает концертами, как исполнительница народных песен, большие деньги». Но проверка, к сожалению, уже после похищения Миллера показала, что артистическое турне по прибалтийским странам в начале 1937 года принесло Плевицкой одни убытки.
Но все же, по-видимому, у генерала появилось сомнение в честности Скоблина. Именно поэтому он и оставил записку в канцелярии РОВС.
К сожалению, генерал Кусонский вскрыл конверт с запиской только в 23:00, когда стали более активно искать руководителя РОВС и вызвали начальника канцелярии в штаб.
Со свидания с «немецкими высокопоставленными чиновниками» и Скоблиным Миллер не вернулся. Он был похищен сотрудниками нелегального аппарата советской внешней разведки в Париже и местной агентуры, работающей на НКВД.
Его усыпили тем же методом, что и Кутепова, и в деревянном ящике доставили в Гавр, погрузив на наше судно «Мария Ульянова». Затем доставили в Ленинград, а оттуда в Москву на Лубянку.
Когда Скоблин передал Миллера из рук в руки советским разведчикам, он вернулся в РОВС. Это было в час ночи.
— Где Евгений Карлович? — спросил вице-адмирал М. А. Кедров.
— На встрече, Михаил Александрович, с немецкими друзьями, — ответил, краснея, Скоблин. Руки его дрожали. Предательская испарина появилась на лбу. Он лихорадочно вытер ее носовым платком и стал доказывать, что встреча продолжается, так как решаются вопросы большой важности.
Тут же генерал-лейтенант П. А. Кусонский предъявил ему миллеровскую записку, делавшую тщетными оправдания подозреваемого.
И здесь словно кто-то огрел его по голове тяжелой дубиной. Пространство кабинета с предметами поплыли перед глазами. Генерал Скоблин понял, что не операция провалена, а он провалился. Под каким-то благовидным предлогом «на минутку» он вышел из кабинета, где с ним беседовали…
Вышел по нужде и исчез навсегда. Поняв, что бежать на улицу — пропащее дело, он поднялся на этаж выше и зашел к Третьякову — агенту НКВД.
Допрашивавшие Скоблина адмирал Кедров и другие (о его свидании с генералом Миллером и исчезновении последнего) не могли даже и предположить, что находящаяся этажом выше квартира принадлежит агенту НКВД Третьякову и что основной кабинет белых к тому же прослушивается. Выбежавшие из кабинета за улизнувшим подозреваемым генералы сразу же бросились на улицу, чтобы преследовать и поймать похитителя генерала Миллера. Наверное, они посчитали себя лохами, ловко обведенными «славным корниловцем».
Как уже говорилось выше, генерал и агент НКВД Скоблин при содействии Третьякова спокойно скрылся от преследователей, выйдя через черный ход на улицу, противоположную той, по которой, не жалея сил, мчались Кедров, Мальцев и Кусонский. Самое интересное в этой погоне было то, что прекрасно сыгравший свою роль в этой истории Кусонский (агент НКВД) отлично знал, какое задание чекистов выполнял Скоблин. При этом примечательно лишь то, что все сказанное весьма быстро установило гестапо, в то время как французская полиция и судопроизводство, творя суд над Плевицкой, не имели ни малейшего понятия о деятельности Третьякова и Кусонского.
После похищения Миллера в СМИ Парижа появилась информация о том, что по решению суда председателя РОВС генерала Е. К. Миллера похитил в прошлом видный белогвардеец Н. В. Скоблин, ставший агентом НКВД.
В операции по похищению русского генерала принимала участие и его жена известная певица Н. В. Плевицкая. Советскими агентами планировалось и похищение Деникина, но этому помешал… Сергей Эфрон.
В фильме Никиты Михалкова «Русский выбор» дочь Всеволода Богенгардта, друга С. Я. Эфрона, поведала, что Сергей Яковлевич просил ее отца передать Деникину, чтобы тот ни в коем случае не садился в предлагаемую ему кем-то машину.
Думается, именно этот эпизод как основание для ареста раскрутили чекисты, когда вызвали Эфрона в Москву. Грехов и ляпов у него было немало.
Через несколько дней после похищения Миллера в парижских газетах появились статьи с кричащими заголовками: «Планировалось похищение двух генералов?» Несмотря на знак вопроса, авторы их скоро убедились, что можно было обойтись без него, — следователи выяснили, что в день похищения Миллера Скоблин настойчиво предлагал Деникину подвезти его на своей машине в Брюссель. Предупрежденный Деникин отказался. В ходе обыска на квартире Скоблина нашли и другие улики: блокнот с лаконичной записью «Белый генерал, ставший писателем», а рядом с этой пометкой детальный план квартиры Деникина.
* * *
Случилось то, что случилось. Стратегические намерения НКВД по продвижению своего агента на пост главы крупнейшей эмигрантской антисоветской военной организации оказались сорваны, но руководитель РОВС оказался в руках чекистов. Его доставили на Лубянку, где он содержался под именем Петра Васильевича Иванова в камере № 110.
Практически через неделю, уже 29 сентября 1937 года состоялся первый допрос Миллера. Белый генерал надеялся, что ему дадут письменно пообщаться с родственниками, поэтому подготовил два письма — жене и начальнику канцелярии РОВС генерал-лейтенанту Кусонскому. Ему обещают отправить письма по адресатам в Париж, но это был обман наивного сидельца.
Всю осень следователь вел допросы Миллера, а 27 декабря к нему в камеру явился «железный нарком» — руководитель НКВД Николай Ежов. Создавалось впечатление, что он пришел только для того чтобы посмотреть на свою жертву, так как разговор был ни о чем. На следующий день Миллер направляет ему заявление с приложением на 18 страницах о повстанческом движении в СССР, с некоторыми дополнениями, из которых выходило, что ни РОВС, ни генерал Миллер не имели никакого отношения к антисоветским волнениям внутри страны. Для органов госбезопасности такие данные не представляли никакой ценности, поэтому следователь их вернул подследственному через пару дней.
На допросах генерал Миллер вел себя стойко, как подобает офицеру, попавшему в плен к противнику. Он не сообщил никакой информации, способной причинить вред деятельности РОВС.
Редактор эмигрантского издания «Часовой» В. В. Орехов так писал о Миллере:
«Свою честность, безупречную и жертвенную, он сохранил до последнего дня своей жизни. Ясно, что предатель просил Евгения Карловича дать слово о сохранении «свидания» в секрете, негодяй знал, что слово генерала Миллера свято. И оказался прав. Генерал Миллер свое последнее честное слово сдержал, но какой ценой!.. Но он оказал и последнюю великую услугу нашему общему делу. По воле Божьей, по чудесному наитию он оставил записку «на случай»… Эта записка открыла убийцу, который без этого, вероятно, добил бы Общевоинский союз в ближайшее время страшнейшей провокацией».
