14 мая 1984 г.
Был у Тарковских в Переделкине. Заходил к ним Вознесенский, подарил свой худлитовский трехтомник. Арсений равнодушен к его стихам, если не сказать больше, но как к человеку относится к Андрею дружелюбно. И хотя иногда подсмеивается, но не злобно.
3 сентября 1984 г.
Вышла книга Айры Уолферта «Банда Тэккера» в переводе Татьяны Алексеевны. Я в какой-то мере причастен к этому изданию – помог Т. А. написать заявку на переиздание (последний раз книга выходила в конце 1940-х). Нашел «убийственный» аргумент для издательства «Правда» – в мемуарных записях Юрия Трифонова говорится, что в послевоенной Москве все зачитывались американским романом «Банда Тэккера». Редакторов издательства это очень впечатлило. Татьяна Алексеевна сделала на книге трогательную надпись: «Дорогому Саше с любовью, нежностью, вечной благодарностью за подлинно-драгоценную дружбу и пожеланием счастья».
12 декабря 1984 г.
Вчера с Михаилом Поздняевым были у Тарковских в Матвеевском. А. А. понравилась книга Поздняева «Белый тополь», он довольно вяло сказал об этом. Конечно, А. А. уже «не тот»; раньше на хорошие стихи он отзывался куда живее.
2 октября 1986 г.
Был у Тарковских, привез им писательские пайки из «Стола заказов». Ценит наше правительство «прослойку» творческих людей, и то верно – на всех хорошей еды не хватит. Но уж, конечно, кто заслужил такую помощь – так это Тарковский.
Долго играли с Арсением в нарды, пили чай. Проигрывая, он переживает, торопится начать новую партию.
Татьяна Алексеевна подарила книгу Агаты Кристи, куда включен ее перевод романа «Убийство Роджера Экройда» – как всегда, с трогательной дарственной надписью: «Дорогим моим верным и неизменным – Саше и Рише с горячей благодарностью за всегда протянутую руку помощи. От всей души, от всего сердца желаю вам Большого Счастья и Твердого Успеха. Всегда Ваша Т. Озерская».
7 апреля 1988 г.
А. А. подписал отказ от наследства Андрея в Инюрколлегию. Татьяна Алексеевна все еще переживает из-за письма Марины в Союз кинематографистов. Марина заявила, что отцу не нужен Дом ветеранов кино, а нужно жить дома, на «Маяковке». Киносценарист Анатолий Гребнев звонил Татьяне Алексеевне и говорил: «Мы все в бытовой комиссии были потрясены этим письмом. Но вы не волнуйтесь – мы на вашей стороне».
Татьяна Алексеевна о Марине: «Неужели она не понимает, что, убивая меня, она тем самым убивает и Арсюшу?»
26 июня 1988 г.
Вчера возил Тарковских в Голицыно – отмечали день рождения Арсения Александровича. Перед выездом он вдруг сказал мне: «Жизнь прошла, как Азорские острова…» (строчка из нелюбимого им Маяковского).
Были: Ирма Рауш, Анна Петровна, Володя Эфроимсон, Юра Саминский, Александр Тимофеевский с семьей, который сейчас живет на даче Тарковских в Голицыне.
Все было дивно: аромат цветов, зелень, стол, свет… В общем: «Настал июнь, мой лучший месяц…» И все-таки здесь есть и печаль, ибо Арсений Александрович сейчас почти как дитя…
2 августа 1988 г.
На радио «Россия» прошла передача о Тарковском, которую я подготовил. У А.А. в комнате нет радио. Я приехал с радиоприемником в Матвеевское и слушал передачу вместе с ними. Стихи передавали в чтении самого Арсения.
16 декабря 1988 г.
Тарковского положили в Центральную клиническую больницу (т. н. «кунцевская кремлевка»). Полтора месяца назад я возил его на обследование в поликлинику Литфонда и ничего опасного литфондовские врачи не обнаружили. Правда, Татьяна Алексеевна говорит про литфондовскую поликлинику: «Полы паркетные, врачи анкетные».
26 декабря 1988 г.
Несколько раз в неделю вожу Татьяну Алексеевну в больницу к А. А. У него низкий показатель РОЭ, и лечащий врач подозревает онкологию. Татьяна Алексеевна страшно переживает; утешаю, как могу, но получается плохо.
16 февраля 1989 г.
А. А. по-прежнему в больнице. У него обнаружили рак (кажется, кишечник). По-прежнему ездим с Татьяной Алексеевной в больницу. Она не очень довольна врачами и тем, что его несколько раз перемещали из палаты в палату.
27 мая 1989 г.
Сегодня в 18.45 умер Арсений Тарковский. Татьяна Алексеевна говорит, что это была тихая смерть. Он не мучился, не испытывал больших болей, несмотря на характер заболевания. Господи, как же его любила Татьяна Алексеевна! Все эти последние годы (особенно после смерти Алеши) только в нем был смысл ее существования. [104]
Арсений Тарковский. 1987 год. Фото А. Лаврина
Он умер, но это не значило, что он уже ничего не ощущал, – нет, жизнь постепенно покидала его еще при жизни, и теперь уходила из него с ускоренной постепенностью. Он был уже неспособен оценить свои видения, столь смутные, что им не было определения на языке живых. Они были похожи на обесцвеченные волокна в воде, они колебались, как прозрачные водоросли, не оставляя следа в его сознании, потому что вместе с жизнью он терял и память.
Он чувствовал, что перестает быть. Потом наступил момент, когда на короткое время он почти смог собрать воедино свои видения, и все это замерцало цветными пятнами наподобие картинок, затем понеслось куда-то кругами, словно в гигантскую воронку, и исчезло в безысходности, оставив его навсегда.
2 июня 1989 г.
Вчера похоронили Арсения Тарковского. Последний поэт в пушкинском, тютчевском, блоковском смысле. Теперь и поэты другие, и поэзия другая.
Похоронили в Переделкино, недалеко от могилы Пастернака. Отпевали в Преображенской церкви там же, в Переделкино. Благодаря стараниям Саши Бугаевского, вхожего в высшие круги РПЦ, отпевать приезжал митрополит Филарет.
Поминки (а днем и гражданская панихида) в ЦДЛ. Вялое слово Александра Михайлова, преувеличенно-драматические биения в грудь Юрия Левитанского и нагнетание «бытового» трагизма в речи Гены Русакова. Все приблизительно и неверно. Много лучше и человечнее говорил актер Михаил Глузский (официально – от Кинофонда, но больше – от себя). И, конечно, прекрасен Михаил Козаков – своей естественной театральностью, любовью к жесту и слову. Думаю, что Тарковский очень любил его за это – за подчеркнутую, порой гротескную артистичность – ведь Арсений Александрович и сам был артистичен (свойство аристократов и талантливых людей, а в Тарковском это соединялось).
На поминках Левитанский завел было прежнюю песню о том, как трагична была жизнь поэта, но я сказал, что Тарковский был счастлив, потому что внутренне он всегда был свободен. Левитанский не унимался, и Михаил Козаков взял на себя роль разъяснителя и примирителя.
Но кто бы и что ни говорил, все собравшиеся на поминках, конечно, глубоко любили Тарковского, любили, как, может, не всегда любили своих близких… И это притом, что от большинства друзей он был абсолютно закрыт! По пальцам можно перечесть тех, в чьем присутствии он не открывался, нет! – лишь приоткрывался. Для большинства же – повторю – поэт был закрыт (хотя всегда был общителен, компанейски весел и отзывчив).
На гражданской панихиде было человек триста, в Переделкино, пожалуй, сотни полторы. Рвался приехать со съезда народных депутатов СССР Евтушенко, просил перенести на час отъезд траурного кортежа из ЦДЛ, но не приехал.
Арсений Тарковский умер естественно, исполнив предсказанное самому себе: «И под сенью случайного крова // Загореться посмертно, как слово».
