Курбский скомпрометировал себя. На родине даже его друзья, печерские старцы, объявили о разрыве с ним. Но было ли полным торжество царя? Ответ на этот вопрос пришел незамедлительно.
Будучи в Литве, Курбский упрекнул царя за «разврат» с Федором Басмановым. Басмановых втихомолку поносили и в России. Однажды знатный воевода князь Федор Овчинин поссорился с Федором Басмановым и выбранил его за нечестивые деяния с царем. Фаворит отправился к царю и плача рассказал ему об оскорблении. Разгневанный дерзостью Грозный пригласил Овчинина во дворец и после пира велел спуститься в винный погреб, чтобы закончить там праздник. Подвыпивший князь не расслышал угрозы в словах государя и отправился в погреб, где был задушен псарями.
Сын знаменитого фаворита правительницы Елены князь Федор Овчинин-Телепнев-Оболенский принадлежал к высшей знати и успел отличиться на военном поприще. Его беззаконное убийство вызвало протест даже со стороны лояльных по отношению к царю лиц. По словам осведомленного современника, митрополит и бояре отправились к Грозному и просили его прекратить жестокие расправы.
Митрополит Афанасий заявил публичный протест царю через несколько месяцев после избрания на митрополию. Новый владыка не собирался отказываться от традиционного права «печалования» за опальных.
Не зная подлинных причин выступления митрополита, очевидцы событий склонны были объяснить его тем огромным влиянием, которым якобы пользовался в Московии «граф» Овчинин. В действительности гибель Овчинина явилась не более чем поводом для выступления влиятельных сил, добивавшихся изменения правительственного курса и прекращения террора.
Внешне верноподданническое обращение подданных к царю разительно отличалось от гневных филиппик эмигранта Курбского. Но суть их была одна и та же. Духовенство и Боярская дума твердо потребовали от царя прекращения неоправданных репрессий. Судя по письмам Курбского, требование о прекращении казней было одновременно требованием об удалении из правительства главного вдохновителя террора Алексея Басманова. Причастность сына Басманова к убийству Овчинина давала оппозиции весьма удобный повод для того, чтобы настаивать на отставке ненавистного временщика.
Знать открыто осуждала жестокость царя. Когда он велел казнить слугу Курбского Василия Шибанова и выставить его труп для устрашения, боярин Владимир Морозов тотчас же приказал своим людям подобрать тело и похоронить его. Грозный не простил Морозову его поступка. Боярина обвинили в том, что он поддерживает тайные связи с Курбским, и заточили в тюрьму.
Оппозиция со стороны бояр и высшего духовенства ставила царя в трудное положение. Даже лица, которые выдвинулись после отставки Адашева и стали царскими душеприказчиками, не внушали ему больше доверия. Один из членов регентского совета, князь Петр Горенский, получил приказ покинуть двор и отправиться в действующую армию. Прибыв к месту назначения, он попытался бежать за рубеж. Погоня настигла беглеца в литовских пределах. В цепях Горенский был доставлен в столицу и вскоре же повешен.
Грозный выразил недоверие некоторым влиятельным деятелям правительства Захарьиных и подверг кратковременному аресту своего душеприказчика боярина И. П. Яковлева-Захарьина. Еще недавно Иван IV видел в Захарьиных возможных спасителей династии, теперь и эта боярская семья оказалась под подозрением.
Правительство Захарьиных, каким оно сложилось после отставки Адашева, фактически просуществовало не более четырех лет. Признанный глава этого правительства Данила Романович умер в конце 1564 г. Распад правительства Захарьиных расчистил путь к власти новым любимцам царя.
В целом кружок лиц, поддержавших программу крутых мер и репрессий против боярской оппозиции, был очень немногочислен. В него не входил ни один из влиятельных членов Боярской думы, за исключением разве что А. Д. Басманова. Ближайшим помощником Басманова стал Афанасий Вяземский, расторопный обозный воевода, привлекший внимание царя во время полоцкого похода.
Протест митрополита и Боярской думы поставил вдохновителей нового курса в положение полной изоляции. Но именно это обстоятельство побуждало их идти напролом.
Лишившись поддержки значительной части правящего боярства и церковного руководства, царь не мог управлять страной обычными методами. Но он никогда не сумел бы расправиться с могущественной аристократической оппозицией без содействия дворянства. Приобрести поддержку дворян можно было двумя путями. Первый из них состоял в расширении сословных прав и привилегий дворянства, осуществлении программы дворянских реформ. Правительство Грозного избрало второй путь. Отказавшись от ориентации на дворянское сословие в целом, оно решило создать особый охранный корпус, который комплектовался из относительно небольшого числа дворян. Его члены пользовались всевозможными привилегиями в ущерб всей остальной массе служилого сословия.
Традиционная структура управления армией и приказами, местничество и прочие институты, обеспечивавшие политическое господство боярской аристократии, так и не подверглись реформированию. Подобный образ действий был чреват опасным политическим конфликтом. Монархия не могла сокрушить устои политического могущества знати и дать новую организацию всему дворянскому сословию. Привилегии охранного корпуса со временем вызвали глубокое недовольство в среде земских служилых людей. Таким образом, опричная реформа способствовала в конечном счете сужению социальной базы правительства, что в дальнейшем привело к террору как единственному способу разрешения возникшего противоречия.
Царь Иван IV работал над текстом своего завещания в течение всей жизни. Но сохранилась лишь одна испорченная копия черновика завещания. Копия не утверждена самодержцем, не заверена подписями и печатью и не имеет даты.
В тексте черновика упомянуты имена царицы Анны Колтовской и митрополита Антония, но помолвка царя с Анной состоялась в апреле 1572 г., а Антоний занял митрополичий престол через месяц. На этом основании черновик датируют временем не ранее апреля — мая 1572 г. Завещание было написано в промежуток между началом июня и 6 августа, когда царь жил в Новгороде в тревожном ожидании исхода неминуемой кровавой схватки его воевод с татарами. Для правильного понимания духовной царя Ивана этот довод имеет очень существенное значение. Завещание проникнуто мрачными предчувствиями (С. Б. Веселовский). С его аргументами не согласился А. Л. Юрганов, датировавший завещание 1577–1579 гг.
