Товарищи-солдаты, не бросайте ружей, берегите их, они нам здесь нужны так, как нужны и в окопах, содействуйте прекращению грабежей, водворяйте порядок, возвращайтесь в свои части для дружной работы вместе с нами.
К величайшему нашему прискорбию, как среди солдат, так и среди офицеров были предатели народного дела, и от их предательской руки пало много жертв среди честных бойцов за свободу. Но приложим общие усилия для нашего совместного единения, для окончательной победы над врагом как на фронте, так и внутри России.
Да здравствует новая, свободная, великая Россия!
Ваши товарищи-офицеры»[58].
Но это обращение офицеров к солдатам своей роли не сыграло. В казармах и на полигонах, в кубриках и на море шел дальнейший разрыв между солдатами и офицерами, и с каждым днем все глубже и глубже становилась пропасть во взаимоотношениях подчиненных с командирами. На германском фронте невиданными темпами шло братание между противостоящими сторонами; солдаты, игнорируя приказы вышестоящего начальства, сотнями, тысячами с оружием оставляли занимаемые позиции и уходили по домам. И этот процесс уже остановить было невозможно.
* * *
Как известно, Февральская революция смела царский режим. 2 марта 1917 года в Пскове император Николай II отрекся от престола в пользу своего младшего брата Михаила, но и брат императора отказался от короны, признав всю полноту власти за Временным правительством. После отречения Николая II Временное правительство собиралось отправить Романовых в Англию, о чем просил сам бывший царь. Однако этим намерениям не суждено было осуществиться, так как к тому времени ситуацию контролировало не столько Временное правительство, сколько Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, опиравшийся на революционные массы. А его позиция в этом вопросе была совершенно определенной: арестовать царя и изолировать его от общества. 8 марта Николай Романов, находившийся в Ставке в Могилеве, решением Петроградского Совета был арестован и доставлен в Царское Село, где также под арестом к тому времени находилась и его семья: жена и пятеро детей. В ночь на 9 марта по городу поползли слухи о том, что Временное правительство решило царскую семью отправить за границу. Вот что об этом пишет очевидец тех событий поручик С. Мстиславский:
«В ночь Исполком получил сведения, что Временное правительство решило бывшую императорскую фамилию во главе с Николаем II, только что вернувшимся в Царское Село, и «формально» (специальным актом Временного правительства) лишенным свободы – «эвакуировать» сегодня, 9-го марта – в Англию. Во избежание каких-либо эксцессов по дороге – сопровождать «фамилию» до Архангельска, где, «высылаемые» должны были (под гром салюта, конечно) погрузиться на английское судно – взялся сам Керенский, – по должности прокурора необъявленной республики»[59].
Портрет С. Д. Мстиславского, 1929. Худ. К.С. Петров-Водкин
В связи с этим Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов разослал радиограмму по всем железным дорогам и другим путям сообщения всем комиссарам, местным комитетам, воинским частям о необходимости принятия любых мер по недопущению отъезда бывшего царя за границу и его задержанию. Одновременно Исполком принял постановление о занятии революционными войсками всех вокзалов, а также о направлении своих комиссаров с чрезвычайными полномочиями на станции Царское Село, Тосно и Званка. Местом водворения Николая Романова объявлялся в Постановлении Трубецкой бастион Петропавловской крепости, в связи с чем был сменен и весь командный состав крепости. Арест Николая Романова решено произвести во что бы то ни стало, хотя бы это грозило разрывом сношений с Временным правительством. Выполнение этого постановления поручалось комиссару Петроградского Совета поручику С. Мстиславскому. Вызвавший его к себе секретарь Исполкома Петроградского Совета Н.Д. Соколов[60] [61] напутствовал: «Поезжайте сейчас немедленно. Отберите кого найдете нужным из ваших офицеров и трогайтесь. Мандаты сейчас получите. Автомобиль ждет»61. Почти на ходу, Мстиславскому вручается мандат, который гласит: «По поручению сего немедленно отправиться в Царское Село и принять всю гражданскую и военную власть для выполнения возложенного на Вас особо важного поручения». Мстиславский, получив мандат, задумался: «Кого взять? Все наши офицеры уже в разгоне, по вокзалам, в районах. В «Союзе» – по-прежнему, пусто: два-три знакомых «по первым» дням офицера… Из них – штабс-капитан Тарасов-Родионов сам вызвался ехать; другой, Любарский, отказывается ехать, хотя в мой отряд входит и его Семеновская рота»[62].
И тут же решает: «Едем с одним Тарасовым-Родионовым: на этого можно положиться целиком – спокоен и любит опасность».[63]
Мы благодарны Мстиславскому за то, что он оставил для потомков такую краткую, но очень емкую характеристику своего боевого товарища Тарасова-Родионова.
Специально подготовленный вооруженный отряд выехал в Царское Село для выполнения ответственного задания поездом. Прибыв к месту назначения, Мстиславский и Тарасов-Родионов объяснили царской страже причины, по которым они приехали сюда. Охрана, ссылаясь на приказ командующего округом генерала Корнилова никого не допускать к царю без его разрешения, твердо стояла на этом.
Мстиславский, однако, проявив достаточную твердость и, объявив ошеломленным офицерам охраны об аресте царя Исполнительным Комитетом Петроградского совета, потребовал «предъявления» ему Николая, дабы он лично убедился в его пребывании во дворце. Добиться этого было очень трудно (церемониймейстер, граф Бенкендорф, чуть не лишился дара речи, когда ему сообщили об этом требовании). Несмотря на это, Мстиславский, с присущей ему напористостью, непреклонностью, упорством сумел добиться поставленной цели, хотя ему пришлось пойти на некоторый компромисс. Он согласился с поставленным охраной условием, что он только зайдет в помещение, станет в коридоре, а мимо него пройдет бывший царь. Вступать с ним в разговор строжайше запрещалось. Мстиславский со всем этим согласился, ему, главное, надо было лично убедиться, что Николай II находится на месте, увидеть его собственными глазами, и ради этого он соглашался на любые компромиссы.
Царь Николай Второй в форме полковника Кавалерийского лейб-гусарского полка
Саму церемонию «предъявления» ему царя автор описывает так: «Вид у меня был «Разинский»: небритый, в тулупе, с приставшей к нему соломой, в папахе, из-под которой выбиваются слежавшиеся, всклоченные волосы. И эта рукоять браунинга, вынутая из кобуры, так назойливо торчащая из бокового кармана»[64].
И вот в таком виде Мстиславскому «предъявляют» Николая II… Мстиславский вспоминает:
«… Он был в кителе защитного цвета, в форме лейб-гусарского полка, без головного убора. Как всегда, подергивая плечом и потирая, словно умывая, руки, он остановился на перекрестке, повернув к нам лицо – одутловатое, красное, с набухшими, воспаленными веками, тяжелой рамой окаймлявшими тусклые, свинцовые, кровяной сеткой прожилок передернутые глаза. Постояв, словно в нерешительности, – потер руки и двинулся к нашей группе. Казалось, он сейчас заговорит. Мы смотрели в упор, в глаза друг другу, сближаясь с каждым шагом.
Была мертвая тишина. Застылый, желтый, как у усталого, затравленного волка, взгляд императора вдруг оживился: в глубине зрачков – словно огнем полыхнула, растопившая свинцовое безразличие их, яркая смертная злоба. Я чувствовал, как вздрогнули за моей спиной офицеры. Николай приостановился, переступил с ноги на ногу и, круто повернувшись, быстро пошел назад, дергая. плечом и прихрамывая»[65].
Командованию охраны дворца удалось убедить прибывших в том, что Романовых не следует никуда переводить, так как здесь они находятся под надежной охраной. Возвратившись в Петроград, Мстиславский и Тарасов-Родионов информировали Исполком Петроградского совета о том, что, по их мнению, Николай Романов и его семья находятся под надежной охраной, и убедили, что перевод их в Петропавловскую крепость является нецелесообразным. Петроградский совет с этими доводами согласился. Пребывание Романовых в Царском Селе продолжалось до конца июля 1917 года, когда по решению главы Временного правительства А. Ф. Керенского они были отправлены в Тобольск.
В начале марта 1917 года подпоручик Тарасов-Родионов откомандировывается в Военную комиссию Временного комитета Государственной думы с исключением из списков Ораниенбаумской Стрелковой школы. В то время Военную комиссию после Б.А. Энгельгардта, возглавил А. И. Гучков[66]. Энгельгардт так писал об этом событии: «Во время краткого существования, Военная комиссия Государственной думы намного расширила круг своей деятельности: вопросы, возникавшие в ней, значительно превышали компетенцию Комендантского управления, каковым оно по началу являлось. Я предполагал, что в дальнейшем, когда будет образовано Военное министерство, Военная комиссия, в которой очень сильно сказывалось влияние Совета рабочих депутатов, неминуемо будет вмешиваться в распоряжения военного министра и этим породит двоевластие. Немедленное упразднение Военной комиссии, органа, порожденного революцией, представлялось нежелательным, и я полагал, что наиболее рациональное решение будет заключаться в объединении должности председателя Комиссии и военного министра. Я высказал свои предложения Гучкову и предложил ему немедленно заменить меня в роли председателя. Гучков в принцше согласился со мной»[67].
