Вторник, 6 июня
Вставши, напились чаю, хотя это составляло для меня немаловажную задачу. Всегда, когда мне случится поужинать, я мучусь на следующее утро от тяжести в желудке. Когда семинария уселась за парту, я отправился домой, где все нашел благополучно. Вечером ходил в Лавру и упросил о. типографа переплесть экземпляров 20 книги моей в сафьян. Не обретши в доме о. наместника, у шадринскаго экс-протопопа{134} пил чай и, покончив сие, отправился восвояси.
Среда, 7 июня
Отправил с Семеном кипу тетрадей к о. типографу для переплета.
Четверток, 8 июня
В классе читал о пантеизме. Увы! скоро кончится мое любезное профессорство. Вот этого одного только заставит пожалеть меня мое великолепное афинство. К обеду пришел стародавний Иов{135} с своими тремя зубами. Он думал, что я уже скоро выезжаю и принес мне на прощанье сердоликовую печатку. О, Сибирь любезная! Вижу тебя всегда верною себе! Без гостинца и без подарка мы шагу не ступим. Сидели со старцем почти весь день и проводил его на Александровский взвоз{136}. Получил от цензора книгу с апробацией.
Пятница, 9 июня
Помню только одно: после вечерни панихиду по всех, сущих в монастырском синодике. Кажется, нынешним вечером я узрел произшедшим на сей свет и второе мое чадо{137}. Впрочем, на это нет прямых и точных свидетельств в истории.
Суббота, 10 июня
Был в последний раз в классе. Кончил лекции о безверии разбором пантеизма. Господи! поддержи в питомцах мудрости дух ведения и благочестия! Дай им наставление высшее, которое бы довершило и облагоплодило мое скудное начинание! Не без чувства скорби расстался я со студентами. Что делать! пора начать самому учиться!
Вечером была всенощная, во время которой мы условились было с батюшкой о. Ф<еофаном> купаться, но потом он струсил, и я ходил один. Сегодня получил письмо из Батурины{138}.
Воскресение, 11 июня
СОШЕСТВИЕ СВ<ЯТОГО> ДУХА. Обедня началась в половине 10-го, а я расчитывал, что начнется, как бывало, в 10-ть, а потому не успел даже молитв вычитать порядком. В половине первого кончилось служение и мы пошли к настоятелю на закуску и обед. За всем сим я лег спать и спал вплоть до всенощной, которую правили также в большой церкви, по причине перестройки теплой церкви{139}.
Понедельник, 12 июня
Служили обедню и потом по-вчерашнему закусывали и обедали. Думаю, что <по> примеру вчерашнему же, я спал до вечерни. Сегодня можно с несомненною уверенностью сказать, что я держал в своих объятиях мое новое детище, нареченное Кругом подвижных праздников Церкви. Оно так полновесно и благообразно, что не стыдно родительскими очесами воззреть на него. Дай Бог ему расти и укрепляться. Не знаю, скоро ли на него наденет цензор – крест с белою рубашкою. Сидел мало-немного с батюшкой о. Феофаном, который завтра опять уезжает в свою любезную Феофанию. Сегодня меня спрашивали два священника, один из Херсонской епархии, по фамилии Зёров, – товарищ мне по Екатеринославской семинарии{140}, другой – какой-то московский с письмом от Матфия Ивановича{141}. Петру досталась alapa{142}.
Вторник, 13 июня
Отправил братцу три экземпляра «Круга». После обеда рисовал вид своей хаты. Когда я спал (?), приходил опять Зёров. Послал о. Нектарию книжку и приглашал его в баню. Но оный в таковую не явился, а потому я пошел один. Пришед домой, нашел московского гостя у себя, о. диакона Сергия Михайловича Ефимовского{143}, человека очень образованного и еще очень молодого, но, к сожалению, уже вдовца. Путешествует по России для обозрения монастырей и изучения жизни монашеской. Мы с ним проговорили за полночь.
Среда, 14 июня
После заутрени гость отправился в дальнейший путь. Я дал ему свой «Круг». Сколько оставалось праздного времени до вечера, все я употребил на рисование. Вечерком поехали с о. Нектарием прокатиться и заехали прямо в Лавру к о. типографу. Не нашед его, перебрались к о. Амвросию и сидели здесь часу до 12-го!! Тут был и типограф. Смотрели в телескоп на небеса, а также и в другия места лупили очеса. Принесены книги, следующие в Цензурный комитет{144}, и выдан билет на выпуск их.
Четверток, 15 ч<исло>
Дядюшке имениннику εις πολλά έτη!{145} После обеда, как с неба пал, явился Макар. Проводивши его в баню, я продолжал рисовать хату. Потом с оным пили чай, после чего я проводил его на полгоры Вздыхальницы{146}. Пришед домой, нашел другого гостя, о. Нектария, который с первым словом и давай превозносить мое творение. Ходили потом купаться. Назад шли и все он бил в одно да в одно! Ну вот, Антонин, имей теперь мужество не прилагать сердца ни к доброму, ни к худому отзыву о твоей голове!
Пятница, 16 ч<исло>
По заключенному вчера условию, поехали с наместником золотоверхим{147} в Феофанию. Чуть прибыли туда, за нами следом пожаловал о. ректор Димитрий{148}. Итак, гостей собралось довольно. После кофе мы с о. ректором и о. Макарием{149} пошли обходом по лесам. Возвратившись, пообедали, и вслед затем большой Димитрий с маленьким (Вас<илиевичем> Поспеховым){150} уехали. Остались мы, трое лысых. Немножко вздремнули, кой-какими пустяками позанялись. Между прочим вздумали поворожить псалтирью. И вот первому Макару выпали из молитвы по 10-й кафизме слова: «в тимении сластей валяяйся, омрачився бо помышлением от младенчества…» Потом батюшке вот сей стих, кажется, из 93 псалма «и бысть мне Господь в прибежище, и Бог мой в помощь упования моего». Или другой, такого же содержания. Наконец, мне выпало следующее из псалма 86: «преславная глаголашася о тебе, граде Божий».{151} Пили, между разговорами, пиво и чай с уксусом… Часов в 6-ть пошли пешие по Голосиевской дороге. Там простились с батюшкой и покатились себе веселехонько. Заезжали в Лавру, к о. типографу, за книжками, но ни книжек, ни типографа, не нашли дома. Достигши своей хаты, я 1. нашел прибывшими из переплета от Черненки{152} 20 книжек своего мастерства, но важнее и преважнее всего 2. что от г. губернатора приходил с пакетом на мое имя солдат, но, не застав меня, обещался прийти завтра утром. Ну! у меня решительно не стало головы! Спал ли я ночью или нет – при таком состоянии шеи (потому что головы, как выше сказано, не стало) определить нельзя. Зато уж, конечно, не проспал заутрени.
Суббота, 17 июня
Часов в 6 явился действительно солдат и принес мне пакет из канцелярии г. губернатора. Распечатав его, я нашел другой пакет, адресованный на имя «Настоятеля церкви Российско-Императорской Миссии в Греции» иеромонаха Антонина. В сем пакете было письмо ко мне, извещавшее меня о моем назначении на новое место служения и о том, что я от г. губернатора здешнего получу паспорт, прогоны на три лошади до Одессы и, сверх того 400 червонцев на обзаведение. В пакете еще было два меньших пакета, из коих один я должен отдать Одесскому Градоначальнику, другой Константинопольскому Посланнику. Под письмом подписался Дашков{153}. Ну! поедем, Антонин, куда тебя Бог зовет! Ходил с подарком к о. Антонию, моему милостивому цензору. Он говорил, что цену книге можно назначить 1 рубль и теперь же послать петербургским книгопродавцам несколько экземпляров на комиссию, с уступкою 20 процентов с рубля. Я полагал назначить цену в 125 копеек. Условились пустить по 120 коп. Что ж касается до книгопродавцев, то я на этот счет обещался подумать. Подумать же нужно потому, что братец уже говорил прислать к нему для продажи 300 экземпляров. Ходил к нашему о. ректору с подобным же подарком, но он ездил к Преосвященному викарию, а потом готовился к служению. А потому, не замедляя долго, мы с о. Иоанникием взяли да и пошли в Лавру. Я думал, что успею поднесть Владыке книжку, но о. типограф сказал: разве к вечеру будут готовы книги, и только не больше 3-х или 4-х. Вот тебе раз! Спасибо о. Нектарию, взялся подвезть нас на своем экипаже. Заехали в лавку Ивана Ивановича Литова. По прежнему примеру, я решился поменяться книгою своею, на его книги, вследствие чего взял у него 8 превосходных книг, ценою в 40 рублей; возвратил себе Седмицы на 5 рублей, да вписал тут же долговых 5 рублей, и за все 50 рублей отдал 63 экземпляра «Круга». Дешево, да так уже и быть! Около театра семинария выбросила академию из экипажа. Достигши дома, я почувствовал в себе потяготу и сухой жар, а в пахах еще ночью отметались железы. Тотчас же я слег и часа два усиливался спотеть. Едва-едва достиг этого благополучия. Голова сильно разболелась. Промучился целую всенощную и кое-как смог потом сесть и пить малину, нудимый к тому неумолимым медиком о. Иоанникием. Тут подошел и батюшка, с которым мы и положили завет: завтрашний вечер сделать общим. Засим последовал сон.