Гастроли – с обычным лихорадочным и изматывающим ритмом – проходили по всей стране, от Ноттингема до Ньюкасла, от Лидса до Бристоля. Другой комик из труппы Карно, Честер Кортни, вспоминал, как они играли в покер с двухпенсовой ставкой, делились друг с другом сигаретами, развлекались поездками в омнибусе и предавались «разнообразному флирту». Во время этого турне Чаплин наконец добился своего и сыграл в пьесе «Футбольный матч» главную роль, но волнение перед премьерой стало причиной ларингита, который разрушил его надежды на карьеру комика. Такая же беда когда-то приключилась с его матерью. Вероятно, ярость Карно, известного своим крутым нравом, была неукротима, но Сидни убедил Фреда дать младшему брату роль без слов в другой постановке труппы.
В пантомиме «Молчаливые пташки» неубедительные номера низкопробного мюзик-холла прерывал персонаж, известный как «пьяный джентльмен». Улыбку вызывали и фокусники, и исполнители баллад, и «силачи», но самыми забавными были ошеломительные трюки подвыпившего джентльмена во фраке и белом галстуке-бабочке. Эту роль, разумеется, исполнял Чаплин, который прекрасно знал, как ведут себя люди «под мухой». Не они ли окружали его в Южном Лондоне? Чарли и не надо было ничего говорить. Он рассчитывал на темп, ловкость и умение падать, не получая травм. Чаплин нашел свое призвание. Пантомима стала его главным амплуа в мюзик-холле и в конечном счете проложила дорогу в кинематограф.
В каком-то смысле роль пьяницы помогла Чарли найти свое призвание. В конце жизни в одном из интервью он признался: «Я выходил на сцену, и во мне словно что-то раскрывалось. Ощущение почти сверхъестественное. Думаю, причиной этого было что-то вроде скуки и усталости… Так или иначе, талант или нечто подобное прорвался наружу. Я просто не мог ошибиться. Я очень хорошо все помню. Старый мюзик-холл на Эджвер-роуд. Это происходило в течение четырех вечеров, и я сам испытывал истинное наслаждение – настолько, что другие актеры собирались за кулисами, чтобы посмотреть на меня».
Затем Чарли сыграл главную роль в другом комедийном скетче, «Бесстрашный Джимми» (Jimmy the Fearless). Его герой спасался от унылых будней, мечтая о героических приключениях. Газета Yorkshire Post писала, что выход Чаплина в «Бесстрашном Джимми» вызывает восторженный рев публики и свидетельствует о том, что он прирожденный комик. В одном из эпизодов Чарли, читая книгу, рассеянно режет ножом буханку хлеба и нечаянно превращает ее
в хлебную губную гармошку. Эту же шутку Чаплин использовал в короткометражном фильме 1915 года «Бегство в автомобиле» (A Jitney Elopement). У него также была роль в скетче «Катание на коньках» (Skating), где ловкость передвижения по льду соперничала с даром комика. В рецензии отмечалось, что его «акробатика и дурачества» были необычайно забавными. Этот опыт впоследствии нашел отражение в работах Чаплина в кино.
Зимой 1909 года труппа Карно три недели гастролировала в Париже. «Молчаливые пташки» шли на сцене варьете Folies Bergère – в то время оно еще не приобрело несколько скандальную репутацию, которую снискало впоследствии. После представления Чарли подозвал к себе какой-то господин. «Вы прирожденный музыкант и танцор», – сказал он юноше. Позже Чаплин поинтересовался, кто это был, и ему объяснили, что он удостоился похвалы Клода Дебюсси. Чарли никогда не слышал этого имени.
Чаплин снова влюбился в молоденькую девушку. По его словам, Мабель было всего десять лет. Или двенадцать… Чарли отрицал, что у них были близкие отношения, и говорил, что чувства к Мабель объяснялись его тягой к красоте. Ему нравилось просто держать ее за руку, обнимать – в буквальном смысле слова прижиматься к невинности. Это желание, или стремление, в будущем не раз сыграет с ним злую шутку.
4. «Зарабатывая на жизнь»
В начале осени 1910 года Чаплин подписал новый контракт с Фредом Карно. Теперь он был одним из ведущих актеров и признанным мастером пантомимы. Менеджер Альфред Ривз, представлявший интересы Карно за океаном, вернулся в Англию, чтобы набрать труппу для прибыльных американских гастролей. Естественно, одним из избранных стал Чаплин. Через несколько дней после подписания контракта он поднялся на борт парохода Cairnrona, который должен был пересечь Атлантику. «Чарли достаточно взрослый, – сказал Ривз Карно. – Он достаточно умен для чего угодно».
Стэн Лорел часто вспоминал путешествие через океан на корабле, размерами едва превышавшем судно для перевозки скота, и особенно момент, когда показалась земля. «Мы все сидели на палубе, – писал он, – и смотрели на окутанный туманом берег. Внезапно Чарли подбежал к поручням, снял шляпу, помахал ею и крикнул: «Америка, я иду завоевать тебя! Каждый мужчина, женщина или ребенок будут знать мое имя – Чарльз Спенсер Чаплин!» Мы ответили ему приветственными криками и свистом, а он отвесил нам изящный поклон и сел на место». Может показаться, что Лорел фантазировал, вспоминая прошлое, но другие члены труппы подтверждают, что такая сцена действительно имела место. Это еще одно свидетельство необыкновенного честолюбия Чаплина и его уверенности в себе. Сам Стэн Лорел тоже добился в Соединенных Штатах огромного успеха. Дуэт «Лорел и Харди»[6] снимался и выступал на сцене более 30 лет.
Пароход причалил в Квебеке, и новая американская труппа поездом добралась до Джерси-Сити. В начале октября они прибыли в Нью-Йорк. Поначалу Чаплин был ошеломлен и немного испуган этой зарубежной столицей, которая казалась ему слишком шумной, слишком яркой и слишком беспокойной. Но когда Чарли смешался с толпой на Бродвее, увидел освещенные театры, он почувствовал себя дома. Чаплин понял, что его место здесь. Он уже не был мальчиком с несчастливой судьбой из Южного Лондона – перед ним открывался весь мир.
Первая постановка труппы Карно в Нью-Йорке, «Вау Ваус» (The Wow-Wows), не имела у публики успеха. Скетч был слишком утонченным и чересчур английским для американских зрителей. Тем не менее они продолжали давать этот спектакль до конца месяца в Бронксе, Бруклине и в самом Нью-Йорке, пока Альфреду Ривзу не пришла в голову счастливая мысль заменить его на скетч «Молчаливые пташки» (теперь он назывался «Ночь в английском мюзик-холле»), в котором Чаплин играл пьяного джентльмена. Чарли с энтузиазмом вернулся к этой роли, и гастроли снова стали приносить прибыль.
С осени 1910-го по лето 1911 года труппа выступала в разных городах по всей стране, в Виннипеге и Чикаго, в Портленде и Сан-Франциско, в Кливленде и Канзас-Сити. Сохранилось множество фотографий этих гастролей: Чаплин позирует в длинной американской шинели, в которой он, по его собственным словам, выглядел как инспектор манежа в цирке, вот он вместе с четырьмя другими актерами стоит перед плакатом «Верхняя точка главного водораздела континента, 1935 метров», вот играет на скрипке, левой рукой, а рядом с ним Альфред Ривз, вот, одетый с иголочки, позирует на одной из центральных улиц Сан-Франциско, вот стоит перед афишей с надписью «ЧАРЛЬЗ ЧАПЛИН В РОЛИ ПЬЯНИЦЫ».
Благодаря этой роли у него появились поклонники в Америке. Граучо Маркс вспоминал, что публика следила за каждым движением Чаплина. Он так описывал один из трюков молодого комика: «На столе стояла большая корзина с апельсинами. Наконец он начинал брать из нее апельсины и по одному бросать в актеров. Один из апельсинов сбивал со стула пианиста. Зрители заходились в истерике. Такого продолжительного смеха я еще не слышал». Газета Winnipeg Telegram отмечала, что Чарльз Чаплин является гвоздем программы, как говорят на театральном жаргоне.
Стэн Лорел, деливший одну комнату с Чарли на протяжении почти всех гастролей, называл его очень эксцентричным. Стэн отмечал, что Чаплин часто пребывал в дурном настроении и имел неопрятный вид, а затем вдруг удивлял всех своим элегантным и модным костюмом. Лорел, не обращая внимания на запрет готовить еду в гостиничных номерах, жарил свиные отбивные, а Чаплин в это время играл на скрипке.
Он все время читал. Пытался выучить греческий язык, но быстро бросил. Подумывал, не заняться ли йогой. Другими словами, твердо решил начать самосовершенствоваться. В дополнение к имевшейся у него скрипке Чаплин купил виолончель и начал одеваться так, как, по его мнению, одевались музыканты, – в желтовато-коричневые и зеленые тона. Совершенно очевидно, что он придавал большое значение одежде. Как отмечает Томас Карлейль в романе «Перекроенный портной» (Sartor Resartus), «дух одежды» включает сердце и разум человека. Свидетельством тому может служить костюм героя, сделавшего Чаплина знаменитым, – Бродяги.
Лорел вспоминал, как однажды удивился тому, что увидел в ванной их гостиничного номера: Чаплин со стоящими дыбом, всклокоченными волосами, но при этом с виолончелью позировал перед зеркалом. Он изящными движениями водил смычком по струнам и, подобно профессиональным музыкантам в оркестре, любовался собой. Чарли не переставал лицедействовать – он должен был это делать, чтобы найти себя. По словам людей, знавших его в более поздние периоды жизни, Чаплин всегда оставался «включенным». Он был по сути своей непредсказуем. В скетчах Чарли мог играть с огромным куражом и чувством, а вне сцены нередко бывал сдержанным и необщительным.
