Без одной минуты девять к трапу подъезжает Ельцин, а вылет самолета назначен на девять утра. Выходит. Мы стоим – Коржаков и я. За нами полный самолет бойцов спецназа и «Альфы».
– Чего стоите? – спрашивает Ельцин.
– Борис Николаевич, Александр Васильевич и Михаил Иванович считают, что лететь не надо. Какой-то агент написал донесение, – говорю я и даю президенту бумажку.
Ельцин прочитал и произнес: «Идите в самолет, Борис Ефимович, а вы, трусы, оставайтесь здесь».
Барсуков остался, Коржаков втихаря, через второй трап все-таки пробрался в самолет. Мы прилетели в Чечню, здесь нас встречали 19 вертолетов, и в котором из них кто находится, понять было просто невозможно. Прилетаем в какое-то село. Ельцин меня увидел и приказывает: «Чтобы ни на шаг от меня не отходили. Где я – там и вы. Поняли?»
Встреча с чеченцами получилась бурной. Толпа кричит: «Дайте нам автомобили, постройте школы и детсады, дайте денег». Ельцин, обращаясь ко мне: «Записывайте! Будем решать!»
Вернулись на аэродром в Моздок, сели в самолет, и тут президент командует: «Давайте быстро стол накрывать». Все уже было готово: возле каждого кресла стояло по бутылке водки «Юрий Долгорукий», а каждая бутылка – по 0, 75 литра.
«Тоста будет два, – говорит Борис Николаевич. – Первый за Россию, второй – за президента. В принципе, можно не пить».
Я вообще-то человек выпивающий, но много предпочитаю не пить. Водку вообще пью с большим трудом. Но пока мы прилетели, бутылка была пустой. На подлете к Москве президент у меня слегка двоился и сфокусироваться на одном Ельцине никак не получалось. У трапа в Москве в иллюминатор я увидел Наину Иосифовну и Татьяну Борисовну, они встречали Бориса Николаевича с цветами и плакали.
– Борис Николаевич, а почему они плачут? – спрашиваю я.
– Вы что сказали жене, когда уезжали?
– Сказал, что поеду с вами в Чечню.
– А я сказал, что поеду в Кремль работать с документами. И вы вот что: выборы скоро, осталось всего двадцать дней, так что поезжайте в программу «Время» и сообщите, как мы съездили. Вы ведь не зря ездили со мной. Вы – посланец мира, подписи собирали.
– Не могу, – отвечаю я заплетающимся языком.
– Почему? – спрашивает Ельцин.
– Так я не могу с места встать.
– А кто, Коржаков что ли расскажет?
Я смотрю на часы – 20 часов 20 минут. Программа «Время» начинается ровно в 21.00. Деваться некуда, еду в Останкино.
Всю дорогу меня тошнило, и как доехал – не помню. У входа в телецентр меня встречал Березовский. Как только меня увидел – замахал руками: «У нас ничего не получится».
Программа к этому времени уже началась, вел ее Игорь Гмыза. Он и сообщил, что с минуты на минуту в прямом эфире выступит Борис Немцов, который сегодня с президентом Ельциным был в Чечне, где было подписано решение о демобилизации и поэтапном выводе войск. В общем, назад ходу мне уже не было.
Какая-то девочка по имени Зина приказала: «Разденьтесь!» Я тут же вспомнил фильмы про вытрезвитель и снял верхнюю одежду. Зина сказала: «Ложитесь в умывальник». Я лег, она пустила на меня струю ледяной воды и держала до тех пор, пока у меня не стали мерзнуть уши. После этой процедуры, которая, казалось, длилась вечность, Зина вытерла мне волосы и кое-как наложила грим. На меня надели новую рубашку, повязали новый галстук и повели в студию.
В студии Игорь Гмыза сказал: «Я тебе буду задавать длинные вопросы, а ты на них коротко отвечай». В результате мы в прямом эфире говорили девять минут. Это много для информационной программы, особенно учитывая мое состояние. Потом Игорь признался, что не ожидал, что все пройдет так гладко.
Я вышел из студии, и тут меня стало рвать, просто выворачивало всего наизнанку. Прямо из Останкино, ночью, я направился в Нижний Новгород. Всю дорогу меня тошнило, несколько раз приходилось останавливать машину, домой добрался примерно к четырем часам утра. Лег спать. И вдруг ровно в шесть часов утра раздается звонок: спецсвязь через спецкоммутатор.
– С вами будет говорить Президент России Борис Николаевич Ельцин, – раздался стальной голос из неоткуда.
Я – практически мертвый: голова отделена от туловища, язык не поворачивается. Мне не хочется жить, я не могу на себя смотреть в зеркало. Но снимаю трубку.
– Доброе утро, Борис Ефимович.
– Здрасьте.
– Не плохо вы вчера смотрелись. Не плохо.
– Борис Николаевич, а зачем вы это сделали?
– Помните, Борис Ефимович, что вы сказали, когда я не вышел в аэропорту Шеннон из самолета?
– Помню, конечно.
– Вы сказали, что так можно Россию проспать.
– Да, я это говорил.
– Вот мы вас и проверили. В принципе, не плохо смотрелись. Спасибо вам. До свидания.
Мама, которая меня знает как облупленного, тоже позвонила:
– Сынок, видела тебя по телевизору. Как ты устал!
– Мама, я был пьян. Я выпил 0, 75 водки «Юрий Долгорукий».
– Нет, я бы не сказала, что ты был пьяный. Ты был просто сильно уставший. Тебе надо выспаться, сынок.
Второй случай, связанный с алкоголем, был совсем анекдотичным. Мы с Черномырдиным летали в Индию продавать самолеты. Поскольку самолеты МИГ-29 делали в Нижнем Новгороде, он пригласил в поездку и меня, губернатора. По дороге в Индию в самолете Черномырдин всех предупредил, что Индия – страна грязная, все болеют дизентерией и холерой: «Поэтому, дорогие друзья, вы с утра натощак должны выпивать граммов по двести виски, а потом уже чистить зубы».
Прилетели в Индию. Я там оказался впервые в жизни: все вокруг чужое, антисанитария полная. Резкие, абсолютно чуждые нам запахи, зловоние, мертвые тела в воде. Но в гостиничном номере уже стояла бутылка виски. И каждое утро я, по указанию премьер-министра, выпивал.
На улице стояла жара градусов под 40, и хотя переговоры начинались в 9 часов утра, к этому времени я уже воспринимал мир несколько искаженно: сильно запинался либо что-то говорил невпопад.
Наконец Черномырдин не выдержал:
– Борис, ты почему все время пьяный с девяти утра? Я зачем тебя сюда приглашал? Все понимаю, командировка и так далее, но ведь не с девяти утра напиваться… И кто тебя вообще надоумил «колбасить» с утра? Как ты губернией-то управляешь?
– Виктор Степанович, я вам клянусь, что дома практически не пью. Но вы же мне сами сказали, что надо с утра по двести граммов виски пить натощак.
– Ты что, шуток не понимаешь? – рассмеялся Черномырдин.
Черномырдин и сам мог выпить довольно много, но сказать, что он сильно пьющий, я не могу. «С утра даже лошади не пьют», – учил он всех в Индии.
Зато сейчас многие политики вообще перестали пить спиртные напитки. Например, вообще не пьет Юрий Лужков. Касьянов любит хорошее вино и разбирается в нем. Чубайс тоже может выпить хорошего вина, хотя и не очень разбирается. Хакамада, если не считать, что она заядлая курильщица, следит за своим здоровьем и выглядит всегда очень хорошо, придерживается правильного питания. Хакамада, кстати, и в спиртном разбирается.
