– Да что я наделал!.. Я ведь телеграфировал Марксу (издателю «Нивы»), чтобы всю эту главу вычеркнуть! Что я наделал!.. Ну, ничего! Я сейчас буду телеграфировать, чтобы ее восстановили, и тогда этот рисунок обязательно надо поместить!
Услыхав это, я, конечно, наотрез отказался: было бы с моей стороны непростительным, чтобы из-за моей иллюстрации Толстой менял план своего творчества. Но Толстой настаивал на непременном и обязательном ее помещении.
– Ну постойте, – сказал он, – я придумал: я в одном месте текста сделаю небольшое указание на предшествовавшую экзекуцию, и тогда этим оправдается помещение этого рисунка… Нет, нет, обязательно его надо поместить…
И Лев Николаевич тотчас телеграфно отослал желанное добавление <…>.
(
Пастернак Л.О. Как создавалось «Воскресение»: из моих воспоминаний о Толстом // Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 170–171)* * *
Жил Пастернак-художник, рисовал и меня, и Льва Николаевича, и Таню во всех видах и позах. Готовит из нашей семьи картину «genre» для Luxembourg’a.
(Запись от 14 июня 1901 г. //
Толстая С.А. Дневники: в 2 т. Т. 2: 1901–1910. С. 20)* * *
В 1901 году Люксембургский музей в Париже пяти русским художникам – Репину, Серову, К. Коровину, Малявину и мне – заказал написать по картине из русской жизни для музея. Как самый интересный русский сюжет я избрал Толстого в семейной обстановке и исполнил картину в искусственном вечернем освещении пастелью[23].
(
Пастернак Л.О. Записи разных лет. С. 206)* * *
Л.О. Пастернака и его жену Р.И., урожденную Кауфман, я близко знал. В годы моего проживания в Берлине, между 1922 и 1923 гг., я с ними часто встречался, бывал у них на дому. В те годы Берлин был крупным еврейским центром. Проживали там одно время Бялик, Черниховский, Ревницкий, Бергельсон, Шнеур, часто приезжали на заседания сионистского Акфион-комитета д-р Вейцман, Нахум Соколов, Леон Моцкин и др. Пастернак с ними встречался, общался, бывал на сионистских собраниях. На одном из них я его посадил рядом с собой у стола печати, и за те сорок минут, в течение которых говорил д-р Хаим Вейцман, он сделал с него ряд набросков карандашом – один лучше другого.
(
Гершон С.М. Памяти Л. Пастернака: к столетию со дня рождения // Вестник Израиля. 1962. № 30–31)
Розалия Исидоровна Кауфман
Дорогая мамочка! Сейчас я шутки ради надел очки, и вышло, что я так похож на тебя, что Женя даже просила не снимать их, чтобы подольше тебя видеть…
(Б.Л. Пастернак – Р.И. Пастернак, 24 августа 1928 г.)* * *
Еще девочкой Роза Кауфман, чуть ли не пяти лет, проявляла редкостную и феноменальную приверженность музыке. Музыка была ее детством и заменяла ей обычные игры и помыслы детей. Еще девочкой, отставив свою детскость и детские забавы, она целиком отдалась музыке, готовила себя к более ответственной и трудной жизни. И все тогда этому благоприятствовало: и радость бытия, и темперамент, и радость музыкальной деятельности почти профессионала, и ярко выраженный талант, и, конечно, молодость. <…> Этот период, который можно назвать периодом «трех имен», сыграл в ее музыкальном развитии фундаментальную роль. Из податливой глины три имени вылепили нужный им образ музыканта большой значимости и вдохновенности: сначала Игнатий Тедеско, когда она была еще ребенком, затем Антон Рубинштейн, проявивший большой интерес и заботу, когда она была уже признанной исполнительницей-подростком, и Игнатий[24] Лешетицкий в Вене – им, в его классе, и закончилось создание музыканта-исполнителя.
(
Пастернак А.Л. Воспоминания. С. 12–13)* * *
Мама была великолепной пианисткой; именно воспоминание о ней, о ее игре, о ее обращении с музыкой, о месте, которое она ей так просто отводила в обиходе, дало мне в руки то большое мерило, которого не выдерживали потом все последующие мои наблюдения. Так же точно высота папиного мастерства, полнота и неистощимость того, что он вкладывал в совершенную форму рисунка, и того, что он умел сделать из простого факта и явления сходства, не позволяли мне на протяжении всех следующих лет позировать кому-нибудь или вешать на стену что-либо из того, что мне дарили художники.
(Б.Л. Пастернак – Ж.Л. Пастернак, 16 мая 1958 г.)* * *
Моя [мать. – Примеч. авт. – сост.] в 12 лет играла концерт Шопена, и кажется, Рубинштейн дирижировал. Или присутствовал на концерте в Петербургской консерватории. Но не в этом дело. Когда она кончила, он поднял девочку над оркестром на руки и, расцеловав, обратился к залу (была репетиция, слушали музыканты) со словами: «Вот как это надо играть». Ее звали Кауфман, она ученица Лешетицкого. <…> Она воплощенье скромности, в ней нет ни следа вундеркиндства, все отдала мужу, детям, нам. <…> Мама при нас уже не выступала. Всю жизнь я ее помню грустной и любящей.
(Б.Л. Пастернак – М.И. Цветаевой, 20 апреля 1926 г.)* * *
В 1889 году после свадьбы ее, после ее переезда в Москву, родился как бы новый человек с другими взглядами на свою новую жизнь, на понимание самой себя, на свое новое предназначение. Так случилось, что семья, долг перед семьей и дело мужа-художника полностью перекрыли все ее прошлое. Жизнь артистки была направлена теперь по другому, новому руслу. С тем же прежним рвением, темпераментом и артистической широтой, с какими девочка, а затем и молодая пианистка всю себя отдавала делу музыки, так в замужестве она поставила новой целью жизни, деятельности и обязанности – дело своей семьи.
(
Пастернак А.Л. Воспоминания. С. 15)* * *
Первая серия квартетных собраний русского музыкального общества состоит из 4-х собраний, которые состоятся 12-го и 19-го октября, 2-го и 16-го ноября. Состав квартета прошлогодний, а в качестве пианистов выступят г-жа Пастернак, профессор Беттинг и Шлёцер и кто-нибудь из молодых пианистов нашей консерватории.
(Новости дня. 1895. 2 октября. № 4423. С. 3)* * *
В четверг, 12 октября, начались квартетные собрания музыкального общества. В последние годы вечера эти пользуются большим успехом, и на этот раз малая зала собрания была совершенно полна, и понадобилось даже приставлять стулья в смежной зале. Программа состояла из очень старых знакомых: квартета Es-Dur Моцарта, фортепианного квинтета Шумана и квартета E-moll Бетховена. <…> В квинтете Шумана фортепианную партию исполняла г-жа Пастернак. В одном из благотворительных концертов прошлого сезона мы познакомились с молодой пианисткой и отметили тогда прекрасное впечатление, произведенное ее игрой; теперь мы можем повторить то же самое. Г-жа Пастернак обладает не только техникой и вкусом, но сверх того наделена артистическим темпераментом, дающим игре ее много жизни. Вероятно, не совсем ознакомившись с акустикой залы, артистка в тех местах, где фортепиано имеет аккомпанирующую роль, отступала слишком на задний план перед другими инструментами, то есть попросту играла более piano, нежели нужно; зато все выдающиеся места своей партии она фразировала очень рельефно и с большим вкусом. Все исполненные номера вызывали шумные аплодисменты, а по окончании квинтета Шумана г-жа Пастернак, на требования повторения, сыграла еще раз скерцо из квинтета. Вообще пианистка имела весьма большой успех…
