— Да. По этому поводу наши сердца чувствуют одинаково.
Я обняла сестру и постаралась утешить ее, как это делала когда-то она.
— Сара, ты была права, что остановила меня. Али просеял бы весь песок пустыни, чтобы найти дочь и отдать ее за Хади, — со вздохом печально констатировала я. — Дочь такого человека нигде не смогла бы найти укрытия.
Взявшись за руки, мы с Сарой стали пробираться сквозь толпу в поисках наших остальных сестер, раскланиваясь с многочисленными тетушками и двоюродными сестрами.
К моменту появления Муниры на публике все десять дочерей нашей любимой мамочки собрались вместе.
Но радости мы не испытывали. Все сестры были ужасно опечалены тем поводом, по которому мы собрались. После смерти мамы Нура, наша старшая сестра, была безоговорочно признана главой сестринского союза. Она была неоспоримым авторитетом, часто выступая в роли наставника наших младших сестер, объясняя им реалии нашей жизни.
Сильная, мужественная, Нура, пожалуй, единственная из всех сестер могла действительно контролировать свои эмоции. Но в этот вечер Нура пребывала в полном унынии. Она вместе с нами ездила в Египет, когда Хади раскрылся во всей своей красе и вся наша семья узнала, кто он такой. В отличие от многих, собравшихся здесь в этот вечер, она прекрасно знала, насколько нравственно испорчен человек, который вскоре будет владеть Мунирой.
— Какой печальный вечер, — тихо сказала Нура, устремив взор на свадебный помост.
Сару передернуло, когда она подумала о той ночи, которая ожидала Муниру после этого вечера. Она тяжело вздохнула:
— Если бы только наша девочка так не боялась мужчин.
— Боится она мужчин или любит их, но сегодняшняя ночь будет жестоким испытанием для нее, — с горестью произнесла Тахани.
Я перевела на нее взгляд, и увидела Рииму, пятую дочь нашей мамы. Она незаметно поправляла медицинское устройство, которое было прикреплено у нее на талии. Это устройство было хорошо скрыто под платьем, но у Риимы, постоянно озабоченной им, появилась привычка все время проверять и поправлять его. После того как ее муж Салим жестоко избил ее, у нее развилась жуткая болезнь и без помощи аппарата ее организм уже не мог нормально функционировать.
Мысли о еще одной жертве мужского насилия наполнили меня гневом, и я с жаром спросила:
— Но как же мы это все допускаем?
— Шшшш, — в унисон зашипели мои сестры, боясь, как бы стоящие невдалеке женщины не услышали нас.
— Лично я считаю, — сквозь зубы произнесла я, — что нам бы следовало забросать королевский дворец камнями, а не присутствовать на этом позорном празднике.
— Султана, только не устраивай никаких сцен, — предупредила Нура.
Неожиданно для самой себя я весьма дерзко заявила:
— Милая сестра, тебе как раз не мешало бы устроить сцену вместе со мной.
Нура ничего не ответила, но бросила на меня предупреждающий взгляд.
— Все женщины Саудовской Аравии должны бы собраться вместе, набрать как можно больше камней, сколько способны унести, и забросать ими всех наших мужчин.
Восемь из десяти сестер — Нура, Риима, Тахани, Бахер, Дуния, Найям, Хаифа и Соха — в ужасе зашикали на меня. Только Сара промолчала.
Я смотрела, как они раздраженно переглядываются.
Видя по моему лицу, что я разочарована сестрами, и зная, как я мечтала, чтобы они совершили хоть один смелый поступок, Сара подошла ко мне и взяла за руку.
Внезапно из-за закрытых дверей раздались звонкие трели. Итак, появилась свадебная процессия, которая спасла сестер от дальнейших переживаний по поводу моего поведения.
Дрожа от ярости и скорби, я смотрела, как из распахнутых настежь дверей показались шесть красивых танцовщиц. Это были профессиональные танцовщицы из Египта, облаченные в роскошные костюмы, которые напоказ выставляли их пышные формы. Когда танцовщицы проходили мимо нас, я была шокирована их откровенными призывными взглядами.
Я вопросительно посмотрела на Сару — она пожала плечами. Я слышала, что одна из наших родственниц, лесбиянка, взяла себе в любовницы египетскую танцовщицу, и мне было любопытно, не вдохновила ли оплата, которую получала эта танцовщица, ее подруг на нечто подобное.
За танцовщицами с песнями последовали барабанщицы, одетые в яркие вышитые платья. Я сразу поняла, что эти женщин из племени саудис, лояльного нашей семье.
За барабанщицами появились совсем юные девочки в возрасте от трех до шести лет. Они изображали цветы, одетые в красивые розовые атласные платья, с такого же цвета бантами на голове и в розовых туфлях. Они разбрасывали лепестки сиреневых орхидей. По запаху, который долетал до меня, я поняла, что лепестки были специально надушены сладкой эссенцией. Эти дети были из нашей королевской семьи, и их прелестная непосредственность вызвала улыбки у всех гостей.
Когда танцоры кольцом окружили подиум, возвышение для свадебного трона, они закружились в бешеном танце. Это был сигнал невесте выйти в зал. Так как я невысокого роста, мне пришлось встать на цыпочки, чтобы ее увидеть.
Мунира медленно шла через весь зал. На ней было кружевное свадебное платье нежно-персикового цвета. Ее печальное лицо было слегка прикрыто вуалью такого же оттенка, что и платье. Вуаль украшали горные хрусталики, в которых отражался свет зала, создавая яркий мерцающий эффект, как бы компенсируя потухший взгляд глаз. Ее юные двоюродные сестры в возрасте от тринадцати до девятнадцати лет несли тяжелый шлейф ее платья. Все они были одеты в ужасные атласные костюмы оранжевого цвета, явно не ими выбранные.
Одурев от этого изобилия и мелькания несовместимых по расцветке цветов и костюмов, я подумала, что это самая некрасивая свадьба, на которой я когда-либо была. Все на этом празднике не сочеталось, включая виновников этого торжества, Хади и Муниры, жениха и невесты.
Мы с Сарой обменялись скептическими взглядами. Я не сомневалась, что она испытывала те же чувства, что и я.
Когда Мунира прошла мимо нас, я увидела, каким бледным было ее лицо. Ничего не выражающие глаза. Она смотрела прямо перед собой. Все это продолжалось какое-то мгновение, но, казалось, оно длилось вечно.
Я была подавлена.
Но вот Мунира села на трон, и настал момент, которого я так боялась. Пришло время появиться жениху.
Гул голосов в зале перешел в громкий шепот.
Хади в сопровождении одного их своих братьев вошел в зал и направился прямо к невесте. За ним следовали Али и мутавва.
Мунира смотрела прямо на Хади. На мгновение по лицу ее пробежала судорога ужаса. Понимая, что, подобно загнанному зверю, она поймана в капкан и на спасение надежды нет, она, казалось, приняла мужественное решение сохранить достоинство.