Вызванный назад в Порту хатти-хумаюном (рескриптом) султана, Ибрагим покинул Египет, подавив бунт, наказав мятежников, облегчив участь угнетенных, отстроив города, восстановив законность и приведя в порядок финансы с пользой для Порты, если не для самого Египта. Ибрагим показал себя разумным, волевым, справедливым и милосердным государственным деятелем, если и не великим созидателем. Он привез в Стамбул большую сумму золотом для султанской казны, и Сулейман принял его с большими почестями.
Возвращение Ибрагима-паши было вызвано восстанием янычар, которые устали от бездействия и устроили беспорядки, разграбив дома великого визиря и дефтердара, пока они были в отъезде, и несколько богатых заведений. Сулейман быстро казнил нескольких самых дерзких главарей и послал за Ибрагимом-пашой, чтобы тот приехал и разобрался с ситуацией. Надев на себя траурные одежды, Ибрагим поспешил назад в столицу. По пути он казнил несколько пленных персов в Галлиполи, так как султан решил успокоить янычар единственным эффективным средством, а именно дав им возможность повоевать и заняться грабежом, и для этого развязал войну с самым подходящим противником, которым в данном случае оказалась Персия.
О войне мы поговорим в свое время. Здесь достаточно сказать, что с того момента Ибрагим был так занят войнами и дипломатией, что его административные функции пришлось в основном передать чиновникам рангом пониже. Тем не менее его власть была очень велика, как видно из указа о введении в должность, изданного султаном перед венской кампанией. Он гласит:
«Назначаем Ибрагима-пашу отныне и навсегда нашим главным визирем и сераскиром (главнокомандующим) во всех подвластных нам землях. Наши визири, бейлербеи, военные судьи, советники-законоведы, судьи, сеиды, шейхи, наши придворные и столпы империи, санджакбеи, военачальники конных и пеших войск… вся наша победоносная армия, все наши рабы высокого и низкого положения, наши чиновники и служители, весь народ нашего государства, наши провинции, горожане и селяне, богатые и бедные, все равно обязаны признать упомянутого великого визиря сераскиром, почитать и уважать его в высоком звании, считая все его слова и повеления все равно что приказом из наших собственных роняющих жемчуг уст. Все должны внимательно слушать его слова, уважительно следовать его советам и не пренебрегать ни одним из них. Он по своему трезвому суждению и дальновидному уму имеет право назначать и смещать бейлербеев и других чиновников и служащих от высочайших до нижайших в нашей благословенной Порте либо в провинциях. Так он будет исполнять обязанности, присущие постам великого визиря и сераскира, давая всем подобающее им звание. Когда наше величество отправится на войну или когда обстоятельства потребуют отправить армию, сераскир остается единственным господином и судьей своим поступкам, и никто не смеет оказывать ему неповиновение, и наше величество заранее одобряет и подтверждает все его распоряжения, которые он сочтет наилучшими, относительно денежных сборов в санджаках, ленах и должностях для увеличения оплаты или жалованья, для раздачи даров, кроме тех, которыми одаривается вся армия. Если, вопреки нашему высочайшему повелению и закону, кто-либо из нашего войска (да избавит Аллах!) воспротивится приказу нашего великого визиря и сераскира, если какой-либо наш раб будет притеснять народ, приказываем сразу же доложить о том в нашу Высокую Порту и воздать виновным, сколько бы их ни было, по заслугам».
Эта поразительная передача власти демонстрирует некоторые отличительные черты Османского государства. Государства как такового, не считая армии. Все невоенные должности имеют военные названия и в основном включают в себя военные обязанности. Популярное изречение о том, что Турецкая империя – это военный лагерь в Европе, содержит много правды. Религия, государство и армия едины, и во главе этого триединства стоит султан. Султан передал Ибрагиму все полномочия полководца и управителя, но он не обладал религиозной властью, за исключением общей власти назначать чиновников и надзирать за их работой. Иными словами, он не назначал шейх-уль-ислама и не был связан с улемами. При этом, как ни покажется странным, один из немногих инцидентов его правления, о котором у нас есть сведения, связан с религиозными делами. Это дело Кабиза.
Кабиз был одним из улемов, то есть толкователей священного закона, который пришел к убеждению, что Иисус превыше Мухаммеда, и таким образом стал вероотступником и изменником по отношению к султану. «Он пал в долину заблуждений и пошел путем погибели и опасности, сойдя со славной дороги истины», – пишет Солак-заде. Привлеченный к военному суду, Кабиз был без лишних церемоний приговорен к смерти, судьи даже не попытались показать ему, в чем его ошибка. Великий визирь упрекнул их, что не следует так относиться к еретику, и сказал, что единственным оружием против ереси должен быть закон и знание. Таким образом, дело попало на рассмотрение в диван, и султан, присутствовавший за своим окошком, остался недоволен снисходительностью Ибрагима, причиной которого, возможно, было то, что тот был христианином по рождению, хотя и стал ревностным мусульманином.
«Как же так, – вопросил султан, – неверный безбожник, посмевший находить недостатки у благословенного пророка, уходит от наказания, даже не убедившись в ошибочности своих заблуждений?» Ибрагим ответил, что судьи недостаточно знают законы шариата, чтобы решить это дело. Тогда вызвали главного судью Стамбула и муфтия, и после долгой дискуссии «язык Кабиза замер, и он опустил голову». Кабиза осудили по законам шариата и казнили.
Этот случай, когда еретика сначала судил военный суд, потом его дело разбирал Государственный совет, и лишь потом его окончательно приговорили к смерти по религиозному закону, показывает все неудобство функционирования государственной системы, где так мало разграничиваются разные функции. Пожалуй, проще всего представить себе великого визиря в качестве наместника султана, как его и называли.
О деталях работы Ибрагима в качестве государственного деятеля есть отрывочные сведения, но нет общей картины. Видимо, он ревностно занялся коммерцией и нажил немалое состояние. Он дал сирийцам монополию торговли, которую после подтвердил султан, и сделал так, чтобы все торговые пути в стране проходили через Константинополь. Он поддерживал торговлю с Венецией и освободил венецианцев от уплаты налога на товары, ввезенные из Сирии. Он всегда был другом Венеции, до конца своих дней способствуя ее торговым отношениям с Портой и не допуская войны.