- Здорово!.. Гриша, ну... Разреши... На чистом воздухе?
Михайлов согласился не сразу.
- Ладно уж, черт с вами. Мне за вас влетит, я знаю. Давайте ставьте... Только на одну ночь.
Место мы выбрали отменное: там еще стояла авиетка - бипланчик Яковлева АИР-1. Авиационный антураж! Под боком спортплощадка - турник, брусья, кобыла, бревно... Здесь же умывальник: длинное корыто, над ним желоб со множеством сосков - сразу человек на двадцать. Хочешь - наклонись: мойся хоть по пояс - тоже удобно.
Между прочим, стало заметней, как за день покраснели наши носы. А тут, пока мы ставили обе палатки, солнце так и лезло каждому из нас в глаза.
Но мы отворачивались, занимаясь своим делом. И солнце как-то вдруг спряталось за горой. Старая гора будто взгрустнула.
Гриша Михайлов сказал:
- Там есть кизил, шиповник, терн и ежевика...
И всем захотелось туда, на гору. Но было поздно, да и устали крепко.
Чуть слышно донеслась издали песня. Одна, потом ее перебила другая. Это курсанты возвращались с полетов. Откуда-то тянули с севера, из-за холмов. Шли по группам, строем. Вдалеке на выжженной траве шеренги напоминали мохнатых гусениц - так же ладно перебирали "сороконожками".
Дело шло к ужину, и двор школы заметно оживился: забегали курсанты, стало шумно, зазвенел несдерживаемый смех.
Оказывается, здесь есть и девчонки. Я сразу как-то их не заметил: все в одинаковых костюмах.
- Дим... Здесь есть девчонки, - поделился я с Никодимом.
Тот прищурился так, что глаз не стало видно, руки упер в бока.
- Ну и что?.. Только заметил?
- Да ничего, просто так...
- Чепуха, - говорит он. - Эти бестии умеют быть приметными даже в этих условиях, а физии у всех, как печеная картошка, - облупленные, с поджаркой.
Я подумал: "Лиц-то я и не видел. А вообще верно - на них все как-то аккуратней сидит, поуже, что ли, поменьше складок. И уж конечно, выдает копна волос, разве ее упрячешь в маленький картуз?..
Никодим говорит:
- Затягиваются эти девчонки, что можно в этом виде съесть?
Тут такая темнотища наступает ночью! Из столовой высыпали и не сразу сообразили, в какой стороне палатки. Но чуть глаза привыкли: "Что за звезды! Да сколько их!.." Сразу вспомнился Московский планетарий, точь-в-точь. В девятилетке мы посещали его всем классом. Думали: "Красиво, да не очень-то похоже. Звезд таких ярких не бывает никогда!.." Так вот, оказывается, где они...
В планетарии мы садились иногда рядом с девчонками и, слушая о звездах, сжимали друг другу руки. Звезды искусственные, а голова кружилась...
Теперь мы стоим у своих палаток, прислушиваемся к пьянящей трескотне цикад и смотрим в купол "планетария вселенной". Вот он какой, настоящий Крым!
И вдруг где-то рядышком совсем, на пригорке, размахнулась восторженно гармошка, зазвенела бубенчиками.
- "Саратовка", - солидно заметил Никодим.
Гармонь залилась, захлебнулась визгливо, и чей-то голос подхватил за ней насмешливый мотив:
Не сама гармонь играет:
Д-её пальцы д-шевелят,
Не сама девка гуляет:
Д-ей родители велят!..
И пошли писать куплет за куплетом. Девчонки заливаются, парни хохочут. Стало даже завидно.
- Эй, новички! Айда сюда, к нам!
А другой, с украинским выговором:
- Та ж воны стесняются!.. Хи... - зашипел каким-то тарас-бульбовским смехом, отчего на бугре закатились снова.
Мы не решались подойти. Не солидно.
Мне показалось, я узнал парней по голосам. Должно быть, это они возились днем у допотопного грузовика с огромным баком в кузове. И еще подумал: "Неужели эта штука способна ездить в деревню за водой?.." Колеса на деревянных спицах. Из шин литой резины вырваны огромные куски. Цепная передача. Пыльные цепи провисают по бокам, как на велосипеде. Моторчика почти не видно, зато открытое сиденье возвышается, как трон, и перед ним огромный деревянный руль.
Оба парня, как видно, долго копались в моторе. Когда наша группа поравнялась с ними, они бросили работу и весело, даже бесцеремонно разглядывали нас, наши мажары. Один худощавый, красивый малый с шевелюрой; другой круглолицый, коренастый - то ли очень грязный, то ли загорелый. Оба смеялись - какого черта им было смешно?
Анохин, проходя, тихо спросил, деликатно так:
- Какой фирмы ваше авто, ребята?
- Машина марки "трындулет", еще с Парижской коммуны... - крикнул "загорелый", и оба чуть не свалились от смеха с плоского крыла.
"Это, конечно, они, - решил я, всматриваясь в темноту, - вокруг таких парней всегда должно быть весело. Счастливые".
Утро было тихое. Мы поднялись вместе со всеми. Только теперь увидели, как много здесь курсантов. Загорелые, без рубах, они плескались около умывальников, то и дело поглядывая в нашу сторону.
Под командой Никодима мы делали зарядку у своих палаток. Появление новичков вызвало у курсантов немалое удивление и интерес. В наш адрес летели колкие шуточки насчет "особняков".
Вид у нас был смущенный. Озабоченностью пытались прикрыть неловкость и тревогу, вызванную насмешниками.
К нам подошел Михайлов, он, как всегда, аккуратен, побрит и... очень расстроен. Гриша приказал Никодиму собрать всех и повел такую речь:
- Ну, черт возьми, мне за вас вчера крепко влетело! А еще комсомольцы! Начальник приехал поздно и сразу же вызвал меня к себе. Вместе с комиссаром школы устроили мне баню: "Что, приехали сюда свои порядки заводить? - кричал он. - Понимаю: не хотите планеры сдавать в техчасть - свое добро привезли. Подумаешь, собственники нашлись! Выговор вам!.. Палатки убрать, планеры сдать, всем в казармы и на довольствие!"
Гриша - наш кумир, и его огорчения были нам тяжелы. Мы поняли глупость своих действий. Понуро слушали мы Гришу, понимая неприятность положения, в которое он из-за нас попал.
Прибежал дежурный и крикнул:
- Выходи строиться со школой!
После рапорта начальник школы, комиссар и начлет обходили строй курсантов. Говорили о задачах дня, успехах и спрашивали о самочувствии курсантов. Дошла очередь и до нас.
Михайлов доложил. Сеньков, не взглянув на нас, отошел в центр и начал так:
- Вот, товарищи комсомольцы, перед вами яркий образчик проявления мелкобуржуазных тенденций в сознании. Вчера я этих "отцов" встретил на дороге, думаю себе, молодцы! Доброе пополнение. А они что? Приказал им сдать планеры в техчасть, для их же пользы, под общий технический надзор, а они ведь что придумали: "Не дадим, наши, своими руками построены... Будем жить здесь, как цыгане, но свое не упустим".
Курсанты, как один, захохотали и, нарушив строй, пялили на нас глаза. Мы готовы были провалиться от стыда и досады.
