Иду спать. Кланяюсь Вашим и желаю всех благ. От толщины и большого живота у меня имеется прекрасное медицинское средство, преподанное мне Захарьиным.
Ваш А. Чехов.[64]
ЧЕХОВ — Н. А. ЛЕЙКИНУ
4 ноября 1887 г. Москва
4 ноября.
Простите, добрейший Николай Александрович, что так долго не отвечал на Ваше письмо. Моя пьеса[65], сверх ожидания, — чтоб ей пусто было! — так заездила и утомила меня, что я потерял способность ориентироваться во времени, сбился с колеи и, вероятно, скоро стану психопатом. Написать ее было не трудно, но постановка требует не только траты на извозчиков и времени, по и массы нервной работы. Судите сами: 1) в Москве нет ни одного искреннего человека, который умел бы говорить правду; 2) актеры капризны, самолюбивы, наполовину необразованны, самонадеянны; друг друга терпеть не могут, и какой-нибудь N готов душу продать нечистому, чтобы его товарищу Z не досталась хорошая роль. 3) Корш — купец, и ему нужен не успех артистов и пьесы, а полный сбор. 4} Женщин в его труппе нет, и у меня 2 прекрасные женские роли погибают ни за понюшку табаку.
5) Из мужского персонала только Давыдов и Киселевский будут на своих местах, а остальные выйдут бесцветными.
6) После того, как я заключил условие с Коршем, мне дали знать, что Малый театр (казенный) был бы рад взять мою пьесу.
7) По мнению Давыдова, которому я верю, моя пьеса лучше всех пьес, написанных в текущий сезон, по она неминуемо провалится благодаря бедности коршевской труппы.
8) Хотел вчера взять свою пьесу назад, но Корш задрыгал ногами и руками…
Еще хватило бы на 20 пунктов, по довольно и восьми. Можете теперь судить, каково положение «начинающего драматурга», который ни с того ни с сего полез в чужие сапи и занялся не своим делом.
Утешаюсь только тем, что Давыдов и Киселевский будут блестящи. Давыдов с восторгом занялся своею ролью.
От Корша я возьму не 50 р. за представление, как Вы советовали, а больше: 8 % с валового сбора, т. е. по 2 % с акта. Таково условие.
Читателю «Осколков» будет гораздо приятнее получить в премию книгу, чем дешевую олеографию. Я рад, что Вы даете именно книгу, как я Вам во время оно советовал. Но дело в том, что на книге-премии легче осрамиться, чем на олеографии. Если бумага будет дешевая, типографская краска двадцатирублевая, рисунки плохонькие и обложка не изящная, то «Осколкам» и лично Вам не поздоровится[66].
Дайте книжку тоньше, но изящнее. Нынешняя публика входит во вкус и начинает понимать… Потому-то братья Вернеры, изящно и французисто издающие свои книжонки, распродают свои издания меньше чем в 2 месяца. Это я не утрирую…
Я убежден, что если б я издал один том Ваших рассказов так, как думаю, то это издание пошло бы гораздо скорее, чем все вернеровские…
Пьеса моя будет впервые даваться между 19 и 27 ноября. Стало быть, в Питере я буду около начала декабря и поговорю с Вами подробно.
Преснову не давайте изданий. Это одни из самых непопулярных и серых книгопродавцев. Публика не знает ни Ступина, ни Преснова и ни Салаева, продающего специально учебники. Она (я говорю об интеллигенции и среднем читающем классе) ведает только Суворина, Глазунова, Вольфа, Васильева, Мамонтова, Карабасникова и отчасти Смирнова.
Что нового в Питере? Я получил от Билибина письмо, из которого узнал, что он ныне здоров. У него, по всем видимостям, был мышечный ревматизм (односторонний lumbago). Он простудился. Когда будете видеть его плохо одетым (плохо, т. е. не тепло), то журите его без церемонии; если же он будет кашлять, то рекомендуйте ему сидеть дома. У него ненадежный habitus [67]. Достаточно легкой простуды, чтобы свалился.
Поклонитесь Прасковье Никифоровне и св. Федору-молчальнику. Прощайте.
Ваш А. Чехов.[68]
Н. А. ЛЕЙКИН — ЧЕХОВУ
12 ноября 1887 г. Петербург
12 нояб. 1887 г.
Благодарю за новую книжку Ваших рассказов, добрейший Антон Павлович. Книжка действительно издана изящно. Бумага в книге настолько роскошна, насколько уже и не надо. Я говорю о «Невинных речах»[69]. Имею, впрочем, основание полагать, что такая дорогая бумага, какая находится на моем экземпляре, поставлена только на 25–30 экземплярах, предназначенных на подарки, все же издание печатано на более худшей бумаге.
А что же Вы мне книжку «В сумерках»-то? Ведь я до сих пор не имею ее от Вас.
Письмо Ваше от 4 ноября получил. Напрасно Вы так бьетесь с Вашей пьесой. Конечно, постановка пьесы для Вас новинка, первая пьеса Вас волнует, но нужно быть хладнокровнее, Я сам волновался при постановке моей первой пьесы, но потом бросил, когда ставились последующие. В 60-х годах я написал 12 пьес. Десять из них шли на императорской сцене. Делал я обыкновенно так: являлся на одну, последнюю репетицию, предоставляя постановку пьесы режиссеру. Ото самое лучшее. Скажу Вам по опыту: я даже не понимаю, как это автор может ставить пьесу. Автор постановке только метает, стесняет актеров и в большинстве случаев делает только глупые указания. Суворин то же самое говорит. Я был у него и передавал содержание Вашего письма. Он и я удивляемся, как это Вы, прежде чем отдавать пьесу Корту, не обратились в Литературно-театральный комитет императорских театров. На отказ Вы не могли рассчитывать. Там сидят Ваши друзья Д. В. Григорович, старик Плещеев, Горбунов. Старик Плещеев если еще Вам не писал, то будет на днях писать и приглашать Вас участвовать в «Северном вестнике». Вот отдайте туда Вашу пьесу. Там напечатают. За пьесу, разумеется, надо взять дешевле, чем за рассказ. 75 р. с листа дадут, и слава богу. Но, предлагая пьесу, надо оговориться, что Вы такую полистную плату берете только за драматическую форму.
Далее в письме Вы мне пишете, что из всех актеров Вы верите только Давыдову, ибо, по Вашему мнению, это искренний человек. Жестоко Вы ошибаетесь. Это самый лукавый человек, которого я только знавал. В недалеком будущем Вы это увидите. Впрочем, это только между прочим.
Спешу Вас успокоить: сборник моих рассказов, выдаваемый в премию подписчикам «Осколков», будет издан изящно, с роскошной виньеткой. Содержать он будет 40–50 рассказов, это составит 14–16 листов. Рисунки делает Лебедев. Вот и здесь. Ничего я ему не указывал, что нужно делать. А просто предоставил рисовать то, что он сам захочет. Пусть выберет 16 моментов в 16 рассказах и нарисует 16 рисунков. Делание виньетки покуда еще не знаю, кому поручить.
Послушайте, Антон Павлович: что Вы со мной делаете?! Вот уже месяц ни одного рассказа от Вас для «Осколков»! Ведь просто не знаю, что помещать. Грузинский н Ламанчский[70] присылали такую ерунду, что совестно помещать, ну и приходилось писать самому. Два раза уже писал сам по два рассказа. Вот и на следующий No, то есть на 47, лежит рассказ Грузинского, но при всем желании его поместить — поместить невозможно, до того он плох. Ведь теперь должны быть казовые номера у журнала. Бросьте Вы к чертовой матери Вашу пьесу (без Вашего вмешательства она пойдет лучше) и напишите рассказ для № 47 «Осколков». Не заставьте меня мучаться, чтоб писать два рассказа. И на один-то рассказ насилу найдешь сюжет, а то вдруг на два!
