В дополнение к этим способам мы использовали и ряд других, как, например, лодочников, которые, доставляя провиант и муку американским и голландским благотворительным организациям, проезжали по многочисленным каналам Бельгии, проникая даже в оккупированные французские области. Этот способ связи был бесконечно ценным для обеспечения контакта с далеко отстоящими пунктами, как, например, Куртрэ. Через лодочников мы поддерживали связь с доверенными лицами, адреса которых нам давали беженцы; во многих случаях создавались крупные организации, посылавшие своих собственных курьеров к нашим «почтовым ящикам» в Брюсселе и Антверпене.
В начале 1916 г. нам приходилось рассчитывать на этих лодочников для доставки донесений от нашего антверпенского «почтового ящика». Владелец гавани, в Антверпене — один из наших агентов — собирал донесения и передавал их тем лодочникам, которым он доверял. Эти лодочники проявили во время войны высокий героизм, Они рисковали жизнью, или в лучшем случае своими лодками, этим единственным средством добывания пропитания для всей семьи. Оставляя свои лодки или возвращаясь к ним, они рисковали, что немцы их обыщут. Некоторые лодочники были схвачены, некоторым чудом удалось спастись. Однажды один из них, внезапно подвергшись обыску, догадался зажать донесения в поднятых над головой руках; его тщательно обыскали, но донесений не нашли.
Угроза расстрела и потери собственности была страшным оружием в руках немцев в борьбе с лодочниками. Никто не чувствовал этого сильнее, чем я, когда после заключения мира я очутился перед госпожой ван Эйк и её малышами; [29] положение её было очень тяжёлым, несмотря на пенсию, выплачиваемую ей британским правительством. Я был сильно взволнован при виде их печальных лиц, так как их жертва была принесена напрасно: отец семейства был расстрелян, когда его захватили с одним маловажным донесением, и у семьи была отнята лодка — её единственное достояние.
Почтовые голуби — первое средство, которое приходит на ум для создания связи, — не оправдали ожиданий. Мы применяли их с весьма ничтожными результатами. То, что казалось самым трудным, оказалось на деле самым лёгким: курьеры без всяких затруднений доставили птиц на место. Однако содержать их в Бельгии, не вызывая подозрений немцев или любопытства назойливых соседей, оказалось слишком трудным делом. Помимо того, даже после благополучного вылета многие птицы терялись и часто уничтожались немцами.
В первый период войны, когда множество бельгийских женщин и детей получали разрешение на выезд в нейтральные страны, донесения зашивались в их одежду или вкладывались в специальные капсюли, которыми мы снабжали наших агентов. Однако к 1916 г. немцы почти прекратили выдачу разрешений на выезд, и те немногие бельгийцы, которым разрешалось покидать Бельгию, обыскивались настолько тщательно, что капсюли, удерживаемые мускулами заднего прохода, всегда попадали в немецкие руки.
Писем по почте, написанных симпатическими чернилами, мы не посылали. Во-первых, письма задерживались немецкой цензурой так долго, что содержавшиеся в них сведения теряли всякую ценность. Во-вторых, достаточно было простого нагревания и примитивнейших проявителей, которыми обрабатывалось множество писем, для того чтобы тайнопись выступила наружу.
Способ Франквньуля, заключавшийся в том, что агент прятал донесения в маастрихтский трамвай, нами не был использован, так как после провала организаций Франкиньуля немцы останавливали все поезда и трамваи, пересекавшие границу, и заставляли людей проходить через загородку, за которой их ожидали голландские средства транспорта.
Мы пытались перебрасывать донесения с помощью стрелы, но после благополучной переброски четырех или пяти донесений наш агент был схвачен. Этот способ слишком бросался в глаза, чтобы им приходилось пользоваться [30] под неусыпным наблюдением немцев, и мы его оставили.
По той же причине мы никогда не пользовались сигнализацией в какой бы то ни было форме.
Применение радио исключалось, так как было очень легко определить местонахождение передающей станции с помощью радиопеленгаторов. {1}
После лиц, специализировавшихся в тайном провозе сообщений через границу, следующим по своей значимости агентом, работающим на оккупированной территории, был «почтовый ящик». Он служил связующим звеном между организациями, работающими внутри страны, и курьерами, передающими донесения проводникам.
Люди, выполнявшие обязанности «почтового ящика», подвергались почти такой же опасности, как проводники. Они не только рисковали быть обнаруженными вследствие собственной неосторожности, но могли быть скомпрометированы как организацией внутри оккупированной страны, так и курьером, доставляющим донесение к границе. Более того, передвижение обоих курьеров само по себе являлось источником опасности, так как немцы всегда относились с подозрением к людям, передвигающимся с места на место.
В Антверпене большая часть наших «почтовых ящиков» были владельцами небольших кафе, которых в городе было великое множество. Чужой человек мог войти в кафе, не вызывая подозрений, а это было особенно важно в тех случаях, когда «почтовый ящик» был связан с лодочниками, работавшими в качестве курьеров, так как лодочники всегда возбуждали подозрение немцев и за ними часто велась слежка.
Положение «почтового ящика» было особенно опасным еще потому, что он не мог оставаться в тайне от обоих курьеров. Ведь не могли же «почтовые ящики» действовать, подобно курьерам, под вымышленными именами и не давать своих адресов. Кроме того, при организации новой ячейки наблюдения за поездами мы иногда бывали вынуждены писать имя и адрес «почтового ящика» для передачи на оккупированную территорию. Поступая таким образом, нам приходилось нарушать один из основных принципов секретной службы: никогда не писать [31] имен и адресов в письмах, которые могут быть перехвачены противником.
«Почтовые ящики» подавали курьерам сигнал о том, что путь свободен. При этом необходимо было следить за тем, чтобы не привлечь внимания соседей или немецкой контрразведки. Я всегда старался внушить «почтовым ящикам» необходимость максимальной естественности при подаче сигналов; например, если путь был свободен, то такой предмет, как горшок с цветами, должен был стоять на окне постоянно и убираться с окна только в случае опасности, или же ставни всегда должны быть оставлены в определенном положении. Это было гораздо лучше, чем особый знак в те дни, когда ожидалось прибытие курьера. Я знаю, что один: из наших «почтовых ящиков» провалился потому, что ставил цветы на окно каждый вторник и пятницу, т. е. в те дни, когда курьер забирал донесения, что и было замечено одним агентом немецкой контрразведки.
