И вот перед глазами Вольфа один за другим прошли все обитатели замка, ни один не уклонялся и не скрывал своих мыслей. Будучи хорошим психологом (сказались уроки Абеля, Фрейда и других), молодой человек сделал свои выводы. Во-первых, внутренний мир, душа каждого из беседовавших с ним были прозрачны, что говорило о честности и непричастности к краже. А во-вторых, когда проверка закончилась, у него появилась уверенность: есть в доме еще один человек, который не появлялся, по-видимому скрываясь в одной из многочисленных комнат.
И действительно! Ему рассказали, что сын служанки не представал перед очами «живописца»:
– Да, впрочем, это и неважно, он слабоумный, мы ему безгранично верим и не обращаем на него внимания. Что взять с больного…
Но Мессинг настоял, чтобы мальчика разыскали и привели к нему. При первом же взгляде на умственно отсталого он почувствовал, что именно тот совершил кражу. Впрочем, убежден был он и в другом: душа ребенка не знает, что творит, то есть никаких дурных помыслов у него не было.
– Пойдем, дружок, прогуляемся по замку, ты покажешь мне свои игрушки, место, где спишь, где играешь…
После прогулки по замку гость Черторыйского вытащил из нагрудного кармана блестящие часы и покачал их в воздухе на цепочке. Увидя, что его уловка достигла цели – мальчик, как завороженный, смотрел на блестящую игрушку, – Мессинг «забыл» ее на столике и вышел в другую комнату. Он расположился так, чтобы можно было наблюдать за дальнейшими действиями «подозреваемого».
Ребенок взял блестящую забаву, немного поиграл с ней и… опустил в пасть чучела огромного медведя, стоящего в соседней комнате. Вольф понял, что его миссия окончена. Он велел слугам разрезать шею чучела, чтобы извлечь все, что прячется в его недрах. Там, разумеется, была и брошь, и много всего другого, о чем уже и забыли: серебряная ложка, флакон дорогих духов, заколка для волос…
От вознаграждения, как мы уже знаем, Мессинг отказался. А куда же делись обещанные 250 тысяч злотых? Они так и остались у графа, к его большому удовольствию. Но взамен ему пришлось выполнить просьбу Мессинга: отменить постановление, недавно принятое Польским сеймом, которое ущемляло права евреев. Через короткое время просьба была удовлетворена.
В 20-х годах эта история гремела по всему Парижу, где тогда гастролировал кудесник. Пожилой, очень богатый и столь же скупой банкир Денадье, овдовев, вторично женился на молоденькой красотке, ровеснице его дочери. Со стороны девушки, как часто бывает в подобных случаях, не было никакой любви: ее интересовали лишь деньги супруга. Но похоже, просчиталась новобрачная: у банкира было снега зимой не выпросить, не говоря уж об ослепительных нарядах и украшениях.
Дочь Денадье от первого брака также стремилась блистать в свете, но и ее отец не жаловал деньгами – напротив, призывал к экономии и бережливости. Так и жили под одной крышей три человека, двое из которых были весьма недовольны своим положением.
На вилле, кроме них, жильцов не было: прислуга приходила утром, а вечером отправлялась восвояси, так что на ночь они оставались одни.
Через некоторое время молодожен начал замечать, что в доме творится что-то непонятное. Однажды жена и дочь поехали в театр, а он прогуливался по вилле и в тоске периодически поглядывал на портрет ушедшей из жизни жены, размышляя: «Что за чудо была эта женщина: ни денег ей не надо было, ни драгоценностей!.. Правда, не такая красавица, как Эмили, да и старовата…» Внезапно портрет чуть покачнулся сначала в одну сторону, затем в другую. Поначалу пожилой мужчина, хоть и испугался, но принял это за иллюзию зрения или игру воображения…
Когда такое «поведение» портрета повторилось, он почувствовал, как кровь стынет в жилах, и почти без сознания рухнул в кресло. Денадье старался не смотреть на картину, но она притягивала его взгляд, словно магнитом. Раскачиваясь из стороны в сторону, лицо покойной вместе с обрамляющей его рамкой, казалось, хочет выпрыгнуть из своего постоянного пристанища, но не может, как ни старается.
Суеверный, мнительный банкир начал кричать благим матом что есть мочи на весь дом.
– Что с тобой, дорогой муженек, или болит у тебя что? – заворковала, склонившись над ним, вернувшаяся из театра жена.
– Папочка, как ты нас напугал, не успели мы с Эмили войти, как слышим, ты кричишь, тебе что-нибудь плохое приснилось? – вторила ей дочка.
Вскоре портрет совсем «ополоумел»: он стал качаться регулярно и даже, как казалось начавшему терять рассудок банкиру, строить гримасы. Причем, когда дома были женщины, ничего такого не было, а как только они отправлялись в театр, все повторялось. Да еще добавился стук, доносящийся будто с того света.
Банкир обратился в полицию, обещав хорошо заплатить, если тайна будет раскрыта. Явился детектив, о визите которого не знали ни жена, ни дочка. Сыщик засел в комнате, где висел портрет, а когда женщины уехали в театр, началась ставшая уже обычной «чертовщина», и он, преисполненный решимости, направился к картине. Но почти на самом подходе к ней детектив обо что-то споткнулся и растянулся на полу, вывихнув ногу.
– Месье Денадье, вы извините нас, но здесь замешана дьявольская сила, а с ней мы дело иметь не будем, – заявили ему в полиции.
Так бы и остался несчастный один, безо всякой помощи, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы префект столицы Франции не посоветовал ему обратиться к молодому, но уже известному провидцу Вольфу Мессингу. А последний с радостью согласился: он не верил ни в какие-то сверхъестественные силы, ни в чертовщину, ни в бесов и был готов сразиться с теми, кто выдает себя за таковых.
Кудесник прежде всего посоветовал снять со стены портрет первой жены, но близкий к сумасшествию банкир категорически отказался: без него ему совсем придет конец. Понимая, что дело не терпит отлагательств, Мессинг, никем не замеченный, отправился на виллу. Жена и дочь хозяина дома ушли в театр, и мужчины, погасив свечи, стали ждать. Вскоре прорицатель почувствовал, что они в доме все же не одни, а следом раздался стук и при свете Луны стало заметно покачивание портрета. Зрелище показалось жутким даже для такого сильного душевно и физически человека, как Мессинг. О хозяине нечего и говорить: он сморщился, как будто врос в кресло, и тоненько завизжал:
– О-о-о! Смерть моя подходит!
Зная об истории с детективом, гость осторожно, шажок за шажком, вышел в коридор, а затем постучал в соседнюю комнату, где жила дочь банкира. Стук, пугавший Денадье, тотчас же прекратился, но запертую изнутри дверь никто не открывал. Тогда Вольф, постучав еще, навалился на нее и вышиб: в комнате на кровати лежала молодая девушка, старательно притворявшаяся, что она только что проснулась.
