Неподалеку мы видим белые домики с крытыми тростниковыми крышами, скупые, простые, похожие на сарайчики с двумя оконцами. Пастухи живут здесь без семей. Семьи — в городках, дети учатся, а отцы пастушествуют. У каждого есть загон для быков, которых он метит своим клеймом и опекает. У каждого одна-две объезженные белые лошади, к быкам подойти нельзя, только подъехать. За продуктами ездят в город, какой-нибудь Сильвареаль или Эг-Морт. Быков держат для праздников боя быков в арльском колизее или в Ниме, но все эти животные дикие, поймать их можно только на лассо, хотя живут они в загонах, там же и их самки — коровы и телята. Молоком пастухи не пользуются, оно идет только для телят.
Мы стоим на берегу озера. Виля смотрит на трещины высохшей почвы, сверкающей белыми, искрящимися под солнцем налетами соли. Под ногами у нас снуют муравьи, над нами мечутся тучи москитов.
Я вынимаю из сумки листки рукописи «Мирей», которые специально захватила.
— Вот, — говорю я спутнику, — я нарочно взяла десятую главу своего перевода, чтобы прочесть тебе здесь, на месте, где Мирей получила солнечный удар. Вот слушай:
Но неуемное светило
Стрелой внезапно поразило
Ее открытый лоб. Издав короткий крик,
Пытаясь устоять сначала,
Бедняжка замертво упала,
Рыдайте, юноши! Цветок из Кро погиб!
…Так в солнечных лучах
Таится зло. Лежать под дюной
Пришлось арлезианке юной,
Пока не закружил над ней москитов рой.
Недвижное заметив тело,
Москитов туча подлетела,
Вокруг — ни ветки можжевела,
Что трепетную грудь могла б прикрыть собой.
Колебля воздух жаркий, зыбкий,
Звенели крылышки, как скрипки,
И с бормотанием: «Красавица, скорей!
Вставай скорей! Лежишь напрасно,
В солончаках лежать опасно!» —
Они кусали лоб несчастной,
А озеро, маня прозрачностью своей,
Обрызгало водой соленой
Лицо девицы опаленной…
Отмахиваясь от москитов, Вильгельм слушал мои вирши:
— Наташа, отличные стихи! И как они здесь звучат! Здорово, что мы сюда попали! — Он был доволен, улыбался, а перед ним зыбилось, сверкало извечной синевой озеро Ваккарес…
В то путешествие нам с Вильгельмом удалось объездить многие города Прованса и вдосталь наглядеться на красоту, наговориться с гостеприимными и откровенными обитателями. Мы побывали в Ниме, доныне сберегающем античные сокровища, в Тарасконе, прославившемся знаменитой легендой о чудище — Тараске, усмиренном просветительницей Мартой, а кроме того, Тартареном, порожденным блестящим остроумием Альфонса Додэ. Мы были в крохотной крепости Эг Морт. Этот городок, разместившийся на площади длиной в 500 метров, а шириной в 300, был построен королем Людовиком Святым, отсюда он послал первых крестоносцев VIII века в поход на Египет и Тунис, чтобы они именем Господним убивали и завоевывали. Мы были в совершенно сказочном городке Ле-Бо, с домами, высеченными прямо в скале над долиной Кро. Причем там застал нас знаменитый трехдневный ветер — мистраль. Вильгельму страстно захотелось порисовать на улочках Ле-Бо для себя, на память, хоть что-нибудь из нашего путешествия. Но, как он ни пытался пристроиться, шквал не давал ему работать — то срывал с него берет, то вырывал из рук листы бумаги, то раздувал полы плаща, так что он оставил эту затею.
— Нет, — говорил он, — видимо, только Ван Гогу удавалось ладить с мистралем. Теперь я понимаю, почему он врывал ножки своего мольберта в землю да еще привязывал тяжеленный камень.
Побывали мы и в Сент-Мари-де-ля-Мер — главном месте действия в поэме «Мирей», с его удивительным, ни на какой не похожим собором, с колокольней в три ниши. Меня поразило, что Вильгельм еще в Москве постарался разузнать об этом городке все, что можно, и, пока мы ехали в машине, он рассказал мне:
— Меня больше всего интересует статуя египтянки Сары — служанки двух святых Марий, принесших в Прованс христианство в тридцатых годах новой эры. Этих двух Марий, из которых одна была матерью апостола Иакова, а другая — тетка Иисуса Христа, язычники бросили в лодку без парусов и весел, и бурей их прибило к берегу, с ними была служанка Сара, ставшая впоследствии покровительницей всех цыган Европы. В сводчатой подземной крипте храма стоит статуя Сары, обряженная в кружева и ленты, увешанная амулетами и разными приношениями. Вокруг нее всегда горят свечи, и лицо ее сплошь зацеловано паломниками-цыганами настолько, что оно производит впечатление изрытого оспинами.
Когда мы спустились в крипту и разглядели все это, Вильгельм сказал:
— Я читал, что в праздник Сары, двадцать второго мая, все цыгане Европы приезжают сюда, чтобы чествовать свою покровительницу. И тогда статую поднимают на колокольню и оттуда спускают вниз, и первая девушка, сумевшая коснуться ее одежды, непременно выйдет в этом году замуж…
Следующим путешествием нашим было посещение дома Мистраля, называемого «Домом судьи». Он стоит недалеко от Авиньона, в местечке Майян. Здесь Мистраль родился и рос. Теперь в этом доме живут уже больше ста лет другие семьи. Нас встретила очень милая семья Ромэн. Хозяева показали нам низкую столовую с огромным очагом, у которого грелся Мистраль. На стене мемориальная доска со стихами Мистраля. Показали нам и двор перед домом, где стоит громадный каменный стол, за которым всегда трапезничала семья Мистралей. Поэт описывал этот стол в своей поэме так:
Промыт был стол, как лист платана,
И полон блюд обильных, пряных,
И пахнул сыр — «каша», и нёбо жег чеснок,
И баклажан печеный, сладкий.
И перец острый, прямо с грядки…
— А вы знаете, какая история была с этим столом? — говорит хозяин. — Когда Мистраль купил другой дом в Майане и переехал из усадьбы «Дома судьи», то здесь поселилась другая семья, у которой был работник Жан. Этот Жан был влюблен в дочь хозяина, она его отвергла, и в отчаянии он бросился из окна второго этажа и разбился насмерть как раз об этот каменный стол. Вот этот эпизод взял из своего рассказа «Арлезианка» Альфонс Додэ. Мистраль умолял его не писать этого рассказа, ему невыносимо было думать об этой трагедии, которая была связана с этим столом, за которым прошло его счастливое детство. Но Додэ не послушал, и они даже поссорились и не разговаривали несколько лет.
Виля жадно слушал рассказ Ромэна, а потом потрогал каменный стол руками и сказал:
— Какие судьбы здесь столкнулись… А Бизе написал великолепную оперу «Арлезианка» на сюжет этого рассказа.
Домой, в Арль, в этот раз мы возвратились, когда огненный закат окунул город в огненное марево, переходящее в лиловый сумрак предгорий Альп. Это был последний наш вечер в Провансе.
