Вы лишили советских ученых, особенно в области гуманитарных наук, минимума свободы научной мысли, без которой творческая работа исследователя становится невозможной. Самоуверенные невежды интригами, склоками и травлей не дают работать ученым в университетах, лабораториях и институтах.
Выдающихся русских ученых с мировым именем — академиков Ипатьева и Чичибабина — вы на весь мир провозгласили «невозвращенцами», наивно думая их обесславить, но опозорили только себя, доведя до сведения всей страны и мирового общественного мнения постыдный для вашего режима факт, что лучшие ученые бегут из вашего рая, оставляя вам ваши «благодеяния» — квартиру, автомобиль, карточки на обед в Совнаркомовской столовой. Вы истребили талантливых русских ученых. Где лучший конструктор советских аэропланов Туполев? Вы не пощадили даже его, вы арестовали даже Туполева, Сталин! Нет области, нет уголка, где можно заниматься любимым делом. Директор театра, замечательный режиссер, выдающийся деятель искусства В. Мейерхольд не занимался политикой, но вы расстреляли и Мейерхольда, Сталин.
Зная, что при нашей бедности в кадрах особенно ценен каждый культурный, опытный дипломат, вы заманили в Москву и уничтожили одного за другим почти всех советских полпредов.
Вы разрушили дотла НКИД. Уничтожая везде и всюду золотой фонд страны, ее молодые кадры, вы истребили во цвете лет талантливых и многообещающих дипломатов. В грозный час военной опасности, когда острие фашизма направлено против Советского Союза, когда борьба за Данциг и война в Китае — лишь подготовка плацдарма для будущей интервенции против СССР, когда главный объект германо-японской агрессии — наша Родина, когда единственная возможность прекращения войны — открытое вступление СССР в международный блок демократических государств, скорейшее заключение военного союза с Англией, Францией, вы колеблетесь; выжидаете и качаетесь, как маятник между осями.
Во всех расчетах вашей внешней и внутренней политики вы исходите не из любви к Родине, которая вам чужда, а из животного страха потерять личную власть. Ваша беспринципная диктатура, как гнилая колода, лежит поперек дороги нашей страны.
«Отец народа», вы предали побежденных испанских революционеров, бросили их на произвол судьбы и предоставили заботу о них другим государствам. Великодушное спасение человеческих жизней не в ваших принципах. Горе побежденным, они вам больше не нужны. Евреев — рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, — вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув передними двери нашей страны, которая на своих огромных просторах может гостеприимно приютить многие тысячи эмигрантов.
Как и все советские патриоты, я работал, на многое закрывая глаза. Я слишком долго молчал, мне было трудно рвать не с вами, не с вашим обреченным режимом, а с остатками старой ленинской партии, в которой я пробыл без малого 30 лет, а вы разгромили ее в 3 года. Мне мучительно было лишиться моей родины. Чем дальше, тем больше интересы вашей диктатуры вступают в непримиримый конфликт с интересами рабочих, крестьян, интеллигенции, с интересами всей страны, над которой вы измываетесь как тиран, дорвавшийся до личной власти. Ваша социальная база суживается с каждым днем. В судорожных поисках опоры вы лицемерно расточаете похвалы «беспартийным большевикам», создаете одну привилегированную группу за другой, осыпаете их милостями, кормите подачками, но не в состоянии гарантировать новым Халифам на час не только привилегии, но даже право на жизнь.
Ваша безумная вакханалия не может продолжаться долго. Бесконечен список ваших преступлений, бесконечен список ваших жертв. Нет возможности их перечислить.
Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых как предателя социализма и революции, подлинного врага народа, организатора террора и фальсифицированных подлогов.
17 августа 1939 года.
Не прошло и месяца после написания этого письма, и Федор Федорович Раскольников «вдруг» умер. Ему было всего сорок семь, и он не был ни трусом, ни сумасшедшим, чтобы выбрасываться из окна.
По просьбе автора письмо было опубликовано уже после его смерти — 1 октября 1939 года, в 71-м номере парижского журнала «Новая Россия».
* * *
Как видим, Ф. Ф. Раскольников не был ангелом во плоти. На его совести немало человеческих жизней. Но одно дело — убивать врагов на войне; война развращает человека и порождает в нем зверство. И совсем другое дело — убивать по личным соображениям, например из ревности.
И вот тут-то хотелось бы вернуться к личности жены Федора Раскольникова, бывшей журналистке и любительнице поэзии Ларисе Рейснер, которая, кстати сказать, стала прототипом комиссара из «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского. Ее жизнь оборвалась трагически. Она умерла от брюшного тифа 9 февраля 1926 года в Москве, прожив всего лишь тридцать лет.
Исследователь этого вопроса Т. В. Морозова пишет:
«Брачный союз Федора Раскольникова и Ларисы Рейснер возник в пламени Гражданской войны, и каждый день, прожитый ими вместе на этом пожарище человеческих судеб, мог бы считаться за год по своей драматической насыщенности. Их называли «мятежной четой», и они были в авангарде пролетарской революции, защищая ее своими жизнями… Он влюбился в зеленоглазую красавицу… когда ему было двадцать три, а ей — двадцать».
Лариса Рейснер покорила сердце Ф. Ф. Раскольникова, но она все еще любила поэта Николая Гумилева. Они познакомились осенью 1916 года в одном из кабачков на Марсовом поле, и он даже выражал желание «оформить в браке их отношения». Их роман был недолгим, но он оказал влияние на ее жизнь. Анна Ахматова[40] скажет потом, вспоминая 1916 год: «Я сожалела, что все так странно сложилось».
Т. В. Морозова по этому поводу пишет:
«Она любила Гумилева, любила так, что «пошла бы за ним, куда угодно»… Федор ждал терпеливо чувства ответного от дочери товарища Рейснера, и победила его настойчивость — они вместе были в революцию, а потом воевали в Гражданскую».
В конечном итоге Лариса Рейснер связала свою жизнь с Раскольниковым (уже в 1917 году они вместе жили в богатой квартире морского министра И. К. Григоровича). Они были единомышленниками, веровали в возможность установления справедливого мирового порядка. Вместе они прошли непростой боевой путь, начавшийся в Казани в 1918 году. Л. Н. Васильева в книге «Кремлевские жены» пишет:
«Война счастливо совпала с любовью. Возможности Федора были грандиозны. Красота и смелость Ларисы необычайны. Все в превосходной степени».
