– Это главная причина?
– Да. Но были и другие. По количеству привлеченных денег физических лиц мы были первыми после Сбербанка – у нас выло порядка миллиарда долларов. И когда население пошло массово забирать деньги, мы приняли решение отдавать, потому что надеялись, что правительство примет соответствующие меры. Отдавали честно и сполна. За первые четыре недели выдали свыше $600 млн! Потом из оставшихся $400 млн около $70 млн отдавали с поступлений на счета. При этом, естественно, предприятия перестали нам платить.
Также у нас была задолженность по евробондам на $350–400 млн. Несмотря на то, что сразу мы заплатили только процентов 15–20 суммы, все оставшееся с нас взяли после того, как стоимость этих бумаг упала до нуля за два месяца, прошедшие с 17 августа. И все равно все мы не покрыли, потому что платили не вовремя, возникали штрафные санкции, пени. Помимо этого, вы, конечно, знаете, что «Инкомбанк» последовательно кредитовал экономику России и прежде всего – промышленные предприятия. Реальный портфель кредитных активов выл равен $3,5 млрд. На $1 млрд активы были профондированы деньгами частных вкладчиков. Это именно та треть кредитного портфеля, которая достигала по срочности года и больше.
– Еще говорят, что банк погубили противоречия внутри менеджмента…
– Кроме макроэкономических причин существует и несколько субъективных, внутренних причин – моя болезнь в 1997 году и то, что некоторые мои коллеги мечтали занять мой пост, пока я болел. Это председатель наблюдательного совета банка Владимир Грошев, вице-президенты Юрий Мишов, Сергей Марьин, которые пришли в банк не без рекомендации Грошева. Люди, значительная часть биографии которых прошла в ЦК ВЛКСМ. Мне кажется, что если бы они в то время занимались делом, банк оказался бы более устойчивым во время кризиса. Да, были бы проблемы в связи с большим промышленным кредитным портфелем, но меньше риск в связи с еврооблигационным займом Минфина. Евробонды купили в ноябре, как раз когда я лежал в больнице.
– То есть получается, что банк растащили команды менеджеров, которые работали в своих интересах?
– Я бы не сказал, что это были команды. Просто, пока меня чинили врачи, прошло месяцев 9-12… как считать. Я одному из своих коллег – Марьину – сказал: хотели поруководить – берите, принимайте ответственность, я буду лечиться, а потом посмотрим, что вы сделаете. И, к сожалению, они занялись вопросами власти, а не конкретным управлением. Помните, как сказал Ельцин…
– По поводу «Инкомбанка»?
– Нет, по поводу Коржакова. «Они слишком много брали и слишком много отдавали». Моя вина в том, что я этим людям доверял как самому себе. Переоценивал в лучшую сторону, считал их более грамотными, чем они оказались, считал их более корпоративными. А они оказались испорченными ЦК ВЛКСМ до мозга костей. Это поколение, которое отработало в высших комсомольских инстанциях, особенно в период заката перестройки, испорчено. Может быть, в предыдущих поколениях были люди и потверже, поделовитей, а эти… учились много, но не научились ничему.
Сожалею, что в свое время не предпринял решительных шагов и от них не освободился. Хотя пытался это сделать в последующем.
– Когда?
– В конце 1997 года, когда вышел на работу, я обсуждал с Грошевым вопрос, как с ними быть. Сказал, давай что-то делать – они же не работают, только обсуждают, кто будет первым, кто какую будет зарплату получать. Грошев сказал, что поговорит с ними.
– Договорился?
– Сказал, что разошлись в три часа ночи, выпили 0,7 виски, но друг друга не поняли. Сказал, давай посмотрим, как будут работать, подождем. Вот и подождали…
– Непонятно, как же у вас такой прокол с командой вышел. Ведь рассказывали, что у вас все топ-менеджеры проходили тест на лояльность вам и банку на детекторе лжи.
– Такую проверку все менеджеры между январем 1997-го и февралем 1998-го прошли. И, кстати, позже все подтвердилось в соответствии с данными описаниями <…>
– Полтора миллиарда убытков – они где? Говорят, что менеджеры покинули банк не с пустыми карманами.
– Я не могу сказать про это: не пойман – не вор. Наверное, им пообещали в тех структурах, куда они перешли, что если они помогут в разборке «Инкомбанка», то у них все будет. А $1,5 млрд – в курсовых разницах. ГКО стоило три единицы, а после кризиса – минус сто единиц. Во всяком случае, по международной отчетности – так. Нас, кстати, подвело и то, что мы готовились с октября 1997 года до июня к продаже 20 % акций «Дойче банку». И в июне они нам отказали, сказав, что условия в стране не позволяют совершить сделку. А мы очень серьезно готовились к ней, делая суперпрозрачные ежемесячные и ежеквартальные балансы.
– То есть они видели, что у вас уже все непросто?
– Нет, на тот момент у нас все было хорошо. По апрель включительно. Было сделано заявление Черномырдина об экономическом росте, Чубайс неофициально, в тусовке МВФ, говорил про это. Мы бы сделали эту инвестицию, потому что заинтересованность Дойче банка была очень высока. Иногда даже в шутку кажется, что наши конкуренты простимулировали некоторых деятелей в России, чтобы так резко объявить о дефолте и обвалить курс <…>
– А чем вы сейчас занимаетесь?
– Вместе с коллегами приобрел контрольный пакет в банке, который имел проблемы, – Межрегиональном клиринговом банке. Он небольшой, сейчас абсолютно чистый, прозрачный. Капитал $2 млн. Валюта баланса от $12 млн до $30 млн. Я там скромный акционер, член совета. Создали холдинг из трех лизинговых предприятий. Одно из них СП с «Сибирским алюминием», которое входит в тройку крупнейших лизинговых. Среди направлений его деятельности – проекты по производству и последующей передаче в лизинг самолетов «Ту-204» и «Ан-140», получившие одобрение в правительстве. Вторая компания – для сделок, найденных на рынке. Третья компания, созданная на Кипре, имеет лицензию Минэкономики и предназначена для инвестиций в форме лизинга импортного оборудования. В настоящий момент все три компании имеют определенные портфели сделок, суммарный объем которых около $50 млн. Из них около $35 млн уже профинансированы. Не расстался и с фабрикой имени Бабаева.
– И как вам после руководства «Инкомбанком» МКБ?
– Пригласил молодых людей, старой команды нет. Они не испорчены старой, доперестроечной системой. Они, конечно, историю плоховато знают, но я им иногда рассказываю, как мы жили, как ошибались.
Будем заниматься корпоративным лизингом и проектным финансированием, организовывать облигационные займы для хороших средних предприятий и некоторых регионов уже с осени этого года. Вопросами управления промышленными проектами, например, в пищевой отрасли. Создали очень дешевую расчетную рублевую карту – «Бэтакард». Она имеет очень неплохие перспективы, и думаю, что есть возможность со временем побороться за создание на ее основе национальной платежной карточной системы.
