С. А.) отец стал мрачен, неразговорчив, на все мои расспросы отмалчивался». Надо заметить, что беспрецедентный жест генсека произошел на глазах «влиятельных» членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС, принимавших участие в торжествах: В. Гришина, Д. Кунаева, Г. Романова, В. Щербицкого, М. Горбачева, Г. Алиева, Ш. Рашидова, М. Соломенцева, Э. Шеварднадзе, первых секретарей ЦК Компартий союзных республик, делегаций Москвы, Ленинграда и других.
Понятно, что этот неприятный эпизод оставил в душе Машерова след.
***
Через судьбу Э. Б. Нордмана также можно проследить, как относился Брежнев, другие политические деятели к Машерову.
Не сложились отношения Нордмана с Петровым, председателем КГБ республики. Приближалось двадцатилетие Победы. Начальника управления КГБ Минской области вызвали в Москву, предложили новую ответственную должность. Петров настаивал, нажимал на московское руководство, чтобы он скорее покинул Минск. Тот позвонил Машерову, разоткровенничался.
— Знаю о твоем перемещении, — сказал собеседнику. — Но ты, Эдуард, не торопись с отъездом, обязательно поприсутствуй на празднике 9 Мая. На следующий день жду у себя в кабинете.
Беседа длилась около трех часов. Нордман рассказывал Машерову о своих взглядах на стиль работы руководства КГБ республики, о необходимости менять этот стиль, бережно относиться к кадрам. Негативно сказывалось на работе сотрудников то, что Петров проявлял субъективизм при выдвижениях, ставя на первый план личную преданность, поощряя угодничество и подхалимаж.
Разговор получился, как говорится, по душам, хотя, наверное, ему было не очень приятно слушать о том, что происходило в секретном ведомстве республики. Для Машерова важно было знать истину.
Несмотря на то что Петров стал его родственником (старшая дочь Наташа после развода с первым мужем вышла замуж за сына Петрова. - С. А.), он с уважением относился к Нордману, следя за его карьерой.
В Центральном аппарате КГБ новичка, провинциала из Белоруссии, кое-кто встретил настороженно. Принципиальность, открытость и прямота не нравились не только Петрову, но и в центре. Но председателем КГБ СССР назначили Ю. В. Андропова, которому были нужны люди откровенные, не кривящие душой.
Юрий Владимирович срочно направляет заместителя начальника первой службы Второго главка в Нагорный Карабах. В Степанакерте разъяренная толпа разгромила помещение, где заседал выездной Верховный суд Азербайджана, 11 человек погибло. По тем временам это было ЧП, расследование было на контроле в Политбюро. Нордман получил особые полномочия, лично докладывал Андропову не только о ходе расследования, но и о глубинных процессах, происходящих в Нагорном Карабахе. Доклады были объективными, а предложения смелыми. Андропов был доволен работой подчиненного.
Вскоре его назначили начальником управления КГБ СССР по Ставропольскому краю, присвоили генеральское звание. Через три недели после его приезда к новому месту службы М. Горбачева избрали вторым секретарем крайкома КПСС, а затем и первым. Вместе они проработали почти семь лет.
В очередной раз Нордмана вызвали в Москву. Состоялся обстоятельный разговор у Андропова, который предложил готовиться к переезду в Минск председателем Комитета. О состоявшемся предложении попросили пока никому не рассказывать. Прошло пару месяцев. Тишина… Как будто бы и не было никакого предложения. Председателем КГБ БССР назначили Я. П. Никулкина, близкого человека к окружению Генерального.
Позже Нордману доверительно рассказали, что его назначение не поддержал Брежнев, который уже тогда настороженно относился к Машерову. «Вы что, не видите, что Петр окружает себя бывшими партизанами… мы же ничего не будем знать о нем». Вот, оказывается, где «собака зарыта».
В один из приездов в Кисловодск Машеров завел разговор с Нордманом о Белоруссии.
— Ты как отнесешься к переезду в Минск?
- Да я готов пешком на родину идти…
- Ну вот и хорошо. Поговорим об этом позже.
Из отдыха в Карловых Варах он возвращался через Брест. Его встретили по-земляцки и передали, что звонили по ВЧ, просили не задерживаться в Белоруссии, а сразу явиться к руководству КГБ СССР.
На второй день Эдуард Болеславович позвонил из Москвы по правительственной связи в Минск.
- Петр Миронович, со мной сегодня вечером состоялся разговор о моем назначении председателем КГБ.
- Куда? ..
- В Узбекистан. Сказали, что вопрос согласован с Брежневым. - Последовало долгое молчание в телефонной трубке.
- С тобой раньше советовались?
- Нет. Объявили неожиданно для меня.
Оказывается, Машеров вновь «ставил» кадровый вопрос.
- Опять Петр тянет к себе Нордмана? - переспросил Андропова Брежнев. - Найдите другое решение.
Машеров тонко понимал ситуацию, что дело не в Нордмане. Между прочим, теплые и доверительные отношения с ним он сохранил и после его опалы в Узбекистане.
Нелегко работалось Нордману с Ш. Р. Рашидовым, первым секретарем ЦК Узбекистана, кандидатом в члены Политбюро. Особенно после его выступления на собрании республиканского партийного актива, на котором присутствовало 1200 человек. Его речь была подобна разорвавшейся бомбе. Открыто было сказано об опасности срастания мусульманской религии с национализмом, о коррупции, приписках. Об этих негативных явлениях задумались многие честные узбеки.
Не все молчали. Писали в Москву, говорили. Например, с трибуны Ташкентской областной партконференции Т. Усманов во весь голос заявил о творимых безобразиях в республике. Вскоре оратор исчез с общественной арены. Рашидов отделался микроинфарктом, а первый секретарь обкома М. А. Абдуразаков оказался в опале и погиб при загадочных обстоятельствах.
Рашидов два месяца холодно здоровался с председателем КГБ республики после его речи. Андропов упрекнул Нордмана:
- Зачем вышел на трибуну? Ты мне живой нужен в Узбекистане.
- Юрий Владимирович! Я должен был сказать людям правду, очень уж накипело на душе.
Андропов и раньше получал информацию от Нордмана о нездоровой обстановке в Узбекистане. Знали об этом и многие секретари ЦК КПСС. Впрочем, еще перед отъездом В. В. Гришин, член Политбюро, предупреждал:
- Имей в виду, Эдуард, тяжелый хлеб тебе достался. Будь внимательным: Рашидов - это иезуит по характеру. Нельзя поступаться принципиальностью.
Почему же так относился к Рашидову Брежнев, делал поблажки ему? Раньше высказывался о нем иронически. Но празднование семидесятилетия генсека дало возможность Рашидову «купить» Брежнева дорогими подарками, золотым бюстом «верного ленинца».
Беларусь же не баловала Брежнева подарками. Их привозили в приемную Секретариата и Совмина, потом направляли дальше, по инстанциям. Чаще были сувениры из льна, брестские ковры. Постпред Белоруссии звонил в ЦК и выяснял, куда их привезти. Генсек очень ценил золото, которое щедро дарили Узбекистан и Казахстан.
Однажды жена постоянного представителя Совета Министров Узбекистана поинтересовалась во время застольной беседы у А. В. Горячкина, в какой машине привозят из Беларуси подарки Брежневу.
- На «Волге», - ответил Горячкин. - Даже на семидесятилетие Хрущева привезли только льняное полотно. А Леонид Ильич, отдыхая на юге, как-то попросил
