Мы завели кондуит, в котором отмечали происходящие события, писали друг на друга эпиграммы и изощрялись в остроумии.
Меня одолел зуд созидания, и я решил начать новую жизнь со строительства нового сортира. Ленька помогал мне в свободное от работы время.
Построить что-то фундаментальное на вечной мерзлоте – задача не из легких. Даже самым жарким летом почва отмерзает всего на десять-пятнадцать сантиметров, а дальше – навеки промерзшая и скованная льдом земля. Между тем яма должна быть достаточно глубокой, чтобы выросший в ней за семь зимних месяцев малопривлекательный сталагмит не доставал до небес. Я чистил старую яму, оттаивал вечную мерзлоту горячей водой и костром, вгрызался в грунт штыковой лопатой.
Дело двигалось. Вскоре котлован был готов. Окончание нулевого цикла мы отметили маленькой дружеской попойкой. Я принимал поздравления и скромно обещал построить такое чудо ассенизации, от которого ахнет вся Усть-Нера. Через два дня над ямой красовалась деревянная будка, сделанная преимущественно из горбыля и старых брусьев и обшитая со всех сторон рубероидом. Но Усть-Нера ахнула не от этого. Потрясающее впечатление на жителей произвел свет в сортире. Уличная уборная со светом – это в Усть-Нере выглядело как непонятная блажь и дикая московская дурь. Когда же я вдобавок повесил несколько фонарей, освещавших дорогу от крыльца до сортира, то все окончательно решили, что ссыльный из Москвы либо отчаянный пижон, либо безнадежный сумасшедший.
Как всякий человек, не слишком склонный к работе руками, я очень гордился своей постройкой и записал в кондуит:
Эй, вы, без идей и без веры.
Пойдите, купите газет,
Узнайте, что нынче в Усть-Нере
Построен новый клозет!
Однако одно дело – что-то построить, другое дело – узаконить. На любую постройку требовалось разрешение властей. Даже на маленький дощатый сортир в углу собственного участка. Поскольку формально дом нам еще не принадлежал, то большая часть бюрократических хлопот легла на Наташу и Леню. У меня чудом сохранился листок, где было записано, что нам надо сделать, чтобы остаться законопослушными строителями собственного сортира.
Сначала к нам пожаловала депутатка местного Совета, прослышавшая, что мы здесь что-то строим. Она строго указала нам, что постройку следует узаконить, и объяснила, как это сделать.
Мы подали заявление в комиссию поселкового Совета, которая завела необходимые бумаги.
Вскоре к нам пришел землемер и замерил всё, что только можно было замерить.
Наташа отнесла председателю поселкового совета Турчаку издевательское заявление: «Прошу разрешить мне строительство туалета на принадлежащей мне территории». Турчак без тени иронии наложил на заявлении резолюцию: «Разрешаю».
С подписанным заявлением Наташа отправилась к районному архитектору, который сделал план застройки.
Леня с этим же заявлением пошел к начальнику пожарного надзора, который тоже поставил свою резолюцию.
Я пошел с тем же многострадальным заявлением к главному врачу санитарно-эпидемиологической станции, который добавил на листок еще и свою подпись.
Со всеми собранными подписями Леня опять пошел к председателю поссовета Турчаку, который отправил его к землемеру за второй подписью.
После этого пришлось снова идти к Турчаку, и тогда он поставил на заявлении свою подпись.
Затем землемер подготовил проект решения поссовета.
Председатель поссовета Турчак этот проект утвердил.
Сессия поссовета на своем очередном заседании утвердила строительство нашего сортира, о чем нам была выдана соответствующая официальная бумага. Вся эта тягомотина длилась месяца два.
Между тем все это время мы нашим сортиром незаконно пользовались, и, конечно, никому до этого не было никакого дела!
С моей чудесной постройкой была связана еще одна забавная история. У Наташи валялся дома выданный ей на работе как воспитателю комплект открыток с фотографиями всех членов Политбюро ЦК КПСС. Валялся и валялся. На завершающей стадии строительства я придумал, что с ним делать. В тюрьме коммунистов опускали, и они жили около параши. Я решил, что открыткам место именно там. Более того, я разместил их в самой параше, аккуратно развесив на задней стенке, прежде чем поставить и прибить к полу трон с отверстием посередине. Открытки были неплохо видны снаружи. Главное место, по центру, занимал, конечно, Л.И. Брежнев. Таков был уровень нашего общения с Политбюро! Некоторое время нас это очень веселило. Потом забылось.
Напомнил нам о наших дурацких забавах КГБ, когда нагрянул с обыском. Кто-то из сотрудников пошел во время обыска по нужде и рассказал коллегам обо всем увиденном. Чекисты очень возмутились и потребовали, чтобы я снял открытки. Я сказал, что и не подумаю, поскольку очень долго искал, куда бы повесить любимых героев, и наконец нашел для них самое достойное место. Лезть в выгребную яму никому не хотелось, но и оставлять всё как есть они уже не могли. Наверное, про себя они проклинали на чем свет стоит того чекиста, который увидел это первым и рассказал остальным. Снимать вождей партии и правительства послали самого молодого. Он пролез головой в дырку и долго шарил руками по отнюдь не чистой стене, прежде чем снял все открытки до одной. Я думаю, за этот поступок его по справедливости должны были наградить орденом Ленина и дать звезду Героя Советского Союза!
Наши вещи, оставленные в Бармаконе, не пропали. Два диссидента из Красноярска – Володя Сиротинин и Валера Хвостенко, получив от меня нотариальную доверенность, поехали в Чуну и все забрали. Позже Хвостенко так описал это приключение в заметке «Чунско-Бармаконская операция»:
«Были мы молодые, веселые, лихие. И общее ощущение от “операции”: весело, интересно. История эта вспоминается как юмористическая, несмотря на известный контекст…
Поскольку ребят захватили врасплох, осталась в Бармаконе куча дел, вещей и т. п. Я сразу вызвался помочь, съездить туда, все сделать. Кроме того, я был не одинок, и подобные дела, связанные с посаженными и ссыльными, мы проворачивали вместе с моим другом Володей Сиротининым. Я сразу представил себе, как он будет рад развлечься. На этом и порешили.
Долго ли, коротко ли, я получаю от Саши генеральную доверенность на ведение его дел. Я впервые видел подобный документ и, честно говоря, обалдел. Я мог по этому документу буквально все, вплоть до составления завещания от имени А. Подрабинека. Вместе с доверенностью я получил от него подробнейшую инструкцию, где что лежит, какие дела с людьми и организациями надо уладить. С кого получить, кому отдать, какие вещи отправить в Усть-Неру, какие и кому подарить…
