Сонеты 100–126, связанные также теснейшим образом, трактуют о примирении обоих друзей после периода охлаждения и временной разлуки. Наконец, сонеты 127–152 обращаются уже не к другу, а к возлюбленной, к той смуглой даме, отношения которой к обоим товарищам затронуты также в более ранних сонетах.
144 сонет – один из самых интересных, так как он рисует нам положение поэта между другом и возлюбленной. Он был, как упомянуто выше, напечатан в 1599 году в сборнике «Страстный пилигрим». Здесь Шекспир называет друга своим добрым ангелом-хранителем, а возлюбленную – злым демоном и высказывает скорбное предположение или убеждение, что друг запутался в сетях смуглой дамы:
Я догадываюсь, что ангел очутился в аду.
Поэт лишился сразу обоих: он потерял его благодаря ей, а ее благодаря ему.
Та же самая тема затронута также в 40 сонете, где говорится, что друг похитил у Шекспира то существо, которое он любил больше всего на свете. А из 33 сонета, трактующего о том же факте, следует, что дружба продолжалась лишь короткое время и пошатнулась вследствие связи друга с возлюбленной.
Здесь сказано:
Увы! Все кончено; он был моим лишь час!
Когда же возникла эта дружба? Кто бы ни был загадочный друг, мы можем с точностью определить эту дату. Хотя Шекспир писал, без сомнения, сонеты до 1598 г., так как именно к этому году относятся слова Миреса о «его сладких сонетах», но нам совершенно неизвестно, что это были за стихотворения; те, «которые ходили по рукам его интимных друзей», быть может, исчезли; быть может, часть из них сохранилась; в последнем случае сюда принадлежат те сонеты, в которых встречаются такие обороты и выражения, к которым можно подыскать параллели в поэме «Венера и Адонис» и в первых комедиях, хотя вопреки убеждению немецкого ученого Германа Конрада, подобные параллели сами по себе еще не решают вопроса о хронологии стихотворений. С другой стороны, Тайлеру удалось доказать убедительнейшим образом влияние книга Миреса на один из шекспировских сонетов. Едва ли можно сомневаться в том, что Шекспир был знаком с «Palladis Tamia». Быть может сам автор переслал ему один экземпляр. Во всяком случае, он должен был заинтересоваться теплым и искренним отзывом о нем, встречающимся в этой книге. Здесь Мирес, приведя стих Овидия, гордящегося своим произведением, которого не уничтожат ни гнев Юпитера, ни железо или огонь, и стихи Горация «Я памятник себе воздвиг», применяет эти слова к современным ему поэтам Сиднею, Спенсеру, Дэниэлю, Дрейтону, Шекспиру и Вайнеру и прибавляет частью прозой, частью стихами на латинском языке несколько похвальных слов о произведениях этих писателей. Если прочесть внимательно 55-й сонет, который поразит каждого читателя своим сходством со стихами Горация, то нетрудно найти, что в нем встречаются все выражения и дословные обороты соответствующего отрывка у Миреса. Этот сонет не мог быть поэтому написан раньше 1598 г., – книга занесена в книгопродавческие каталоги только в сентябре, – быть может, в начале 1599 г. – и так как следующий 56-й сонет характеризует дружбу обоих как недавнюю:
Пусть этот грустный промежуток времени будет подобен океану, волны которого отхлынули от прибрежья, куда ежедневно приходят двое заключивших недавно дружбу или двое недавно помолвленных… —
то придется, без сомнения, отнести начало дружбы между поэтом и героем сонетов к 1598 г.
Правда, исторические намеки, встречающиеся в группе сонетов 100–126, которая представляет целую связную поэму, очень трудно поддаются объяснению. Но 104 сонет позволяет определить точно время возникновения всей группы, так как здесь говорится очень прозрачно, что с тех пор, как поэт увидал впервые своего друга, прошло уже три года:
Зимние стужи трижды сорвали с деревьев красу трех лет; три прекрасные весны сменились тремя пожелтелыми осенями; три благоуханные апреля перегорели в три знойные июня с тех пор, как я увидел тебя во всей твоей свежести, остающейся в расцвете до сих пор.
Таким образом, вся эта многозначительная группа сонетов возникла в 1601 г. Если эта дата верна, то стих 107-го сонета
Смертная луна пережила свое затмение —
намекает, по всей вероятности, на то, что Елизавета (изображаемая по старой поэтической манере в образе луны) вышла невредимой из заговора Эссекса, тем более, что прелестные стихи:
Моя возлюбленная выглядит теперь такой свежей,
Освежаемая весенней росой… —
доказывают, что стихотворение написано весной. Однако было бы нелепо заключить на основании этого намека, что поэт горел негодованием на Эссекса и его друзей. Еще бессмысленнее попытка Тайлера построить вокруг 124 и 125 сонетов целые леса из предположений, по которым он восходит к совершенно не английской, висящей в воздухе гипотезе, что Шекспир говорит здесь в оскорбительных выражениях о своем заключенном в Тауэре покровителе Саутгемптоне, и что слова «те, которые жили только ради преступлений» (who have lived for crime) направлены именно против него. Столь же неосновательно мнение, стоящее в связи с этим взглядом, будто 126-й сонет является самозащитой Шекспира против обвинения в том, что он изменил тому человеку, которому семь лет тому назад поклялся в вечной любви (The love I dedicate Your Lordship is without end – Любовь, которую я питаю к вашему лордству, бесконечна. См. Посвящение к поэме «Лукреция»), Мы, кроме того, вовсе не нуждаемся в этой гипотезе, притянутой, так сказать, за волосы, и в этом толковании, усматривающем в довольно загадочной фразе канву фантастического и отвратительного романа, чтобы убедиться в той бесспорной истине, которую Тайлер пытается доказать убедительнее при помощи этой гипотезы, т. е. что упомянутые сонеты возникли в 1601 г.
Если мы обратимся от анализа отдельных стихотворений к той личности, которая является их предполагаемым героем, то мы получим следующие данные.
Вильям Герберт, сын Генри Герберта и его третьей знаменитой супруги Мэри, воспитывался под руководством поэта Самуэля Дэниеля, отправился потом в Оксфорд, где пробыл два года, получил потом, достигнув семнадцатилетнего возраста, позволение жить в Лондоне, но переехал в этот город – насколько мы можем судить по современным письмам – не позже весны 1598 г.
В августе 1597 г. его родители переписывались с лордом Борлеем по поводу женитьбы сына на внучке Борлея, дочери графа Оксфордского, Бриджит Вир (Vere). Правда, ей было тогда только 13 лет, но Вильям Герберт вступил бы с удовольствием в этот брак. Впрочем, его хотели предварительно отправить за границу. Хотя его мать, графиня Пемброк, догадавшаяся, по-видимому, о ранней зрелости сына и желавшая его как можно скорее женить, очень симпатизировала этой идее, и хотя юноша очень понравился графу Оксфордскому, который хвалит в одном письме «его многочисленные хорошие качества», однако этот брак наткнулся на неизвестные препятствия и в конце концов расстроился.
