Покинув таганский «возок», в начале февраля Высоцкий улетел в Новокузнецк. Обычная поездка: гастрольный тур — четыре дня, десяток-полтора выступлений, как получится. Все довольны — местный театр выполнит кассовый план, выплатит зарплату своим артистам, погасит долги, починит крышу. Смекалистый администратор, организовавший эти «безопасные гастроли», поблагодарит «конвертом» приезжего артиста, не забыв, конечно, и себя. Практика всем известная. Главное было угадать с «именем», на которое народ валом пойдет. Высоцкий? Отлично, сборы гарантирую!
«ПЕРЕД ВЫЕЗДОМ В ЗАГРАНКУ ЗАПОЛНЯЕШЬ КУЧУ БЛАНКОВ...»
Даже не испытав на собственной шкуре прелестей этой процедуры, Высоцкий попал в «десятку», сочинив еще в 1965-м свою «Инструкцию для выезжающих за границу и возвратившихся оттуда». Приехав из Новокузнецка, Владимир вплотную занялся оформлением документов для поездки во Францию к законной, между прочим, жене.
Пошло-поехало: заявление-анкета — «прошу разрешить... во Францию на 45 дней — с 15 апреля до 30 мая 1973 года... в гости к жене, де Полякофф Марина-Катрин (Марина Влади)...», характеристика с места работы, справка из домоуправления, приглашение: «Я, нижеподписавшаяся, Марина-Катрин... приглашаю на полное материальное обеспечение своего мужа, Высоцкого B.C. сроком...» (представьте, каково ему это было читать? — Ю.С.) и т.д. Наконец, документы сданы. Теперь — томительное ожидание.
В нем жил страх, что ему не разрешат выезд, никогда никуда не выпустят. Он очень точно ощущал, что есть пределы, точно определенные для него властью («кто-то скупо и четко отсчитал нам часы...»). Боялся, но скрывал свою ненависть к тем, от кого зависит это решение. «Инстинкт самосохранения был в нем очень развит, — замечал Дыховичный. — Высоцкий... дружил с чиновниками, умел с ними дружить — умел с ними хихикать, он умел с ними пить водку (во всяком случае, делать вид, что с ними пьет), умел дарить им пластинки, общаться, спрашивать «как дела?», заботиться... Им было приятно посадить его рядом с собой за стол, пригласить его куда-нибудь на дачу. При этом, правда, Володя уровень их прекрасно понимал и довольно часто не шел туда, где ему, казалось, собираются уж совсем злодеи. Даже из этих людей он пытался выбрать каких-то относительно более достойных. Но все-таки он с чиновниками заискивал, потому что очень сильно от них зависел. Страх невыезда был постоянный и жуткий. Он скрывал этот страх, но его колотило от всего этого. Колотило от ненависти к ним, от того, что он зависим от них. Потому что был Володя все-таки человек-бунтарь. Но он не махал просто так шашкой. Он уже, когда только совсем был доведен до края, тогда мог в отчаянии сказать что-то... И был в этих вопросах осторожен...»
Все должно быть хорошо. Чтобы увидеть как можно больше, Марина предложила поехать на машине. Пригнала из Парижа «Renault 16» — гонорар за съемки в рекламе. Высоцкий, правда, расколошматил машину в первый же день, въехав на остановке в автобус. Слава богу, левши-умельцы в автосервисе «Рено» довольно быстро восстановили.
И тут, как назло, в «Советской культуре» появляется (специально, что ли, подгадали?) заметочка под заголовком «Частным порядком». Сердобольный журналист М.Шлифер информировал: «Приезд популярного артиста театра и кино, автора и исполнителя песен Владимира Высоцкого вызвал живейший интерес у жителей Новокузнецка... Едва ли не на второй день пребывания Владимира Высоцкого в Новокузнецке публика стала высказывать и недоумение, и возмущение: В. Высоцкий давал по пять концертов в день!.. Десять часов на сцене — это немыслимая норма!.. Даже богатырю, Илье Муромцу от искусства, непосильна такая нагрузка!» Донос комментировали возмущенные руководители Росконцерта: «Директор театра, нарушив все законы и положения, предложил исполнителю «коммерческую» сделку, а артист, нарушив все этические нормы, дал на это согласие, заведомо зная, что Идет на халтуру...» А редакция заключала всю эту подборочку так «Хочется надеяться, что Министерство культуры РСФСР и област- Вюй комитет партии дадут необходимую оценку подобной организации концертного обслуживания жителей города Новокузнецка».
Ничего, приходилось глотать пилюли и погорше.
Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью — надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну:
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну —
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Затем, чтоб доказать — я в колесе не спица...
Потом разберемся! Пока по всем статьям — считай, амнистия. Главное — паспорт с визой был уже в кармане. Адью, товарищи! Что там Эрдман говорил о стихах Маяковского о советском паспорте? То-то же.
«Может быть, нескромно это сказать, что он из-за меня многое приобрел, я могла ему открыть какой-то мир, который он, конечно, не мог бы открыть без меня», — говорила Марина Влади. Он, действительно, был благодарен ей, что увидел мир, причем не глазами туриста.
Их битый «Renault 16» без устали катил вперед, «наматывая мили на кардана...» Единственная в мире женщина сидела рядом, иногда дремала, ворошила неугомонному волосы, поила кофе на ходу, удерживая чашечку в своих изумительных ладонях.
— Давай я сменю?
— Потом, Мариночка, потом. Уже после Бреста.
На белорусском КПП «четыре границы шлагбаумы подняли вверх», и непроизвольный общий вдох-выдох — уф-ф! — уже в Польше выдал потаенную радость легальных беглецов. Душу отпустило, и сами собой случайные слова стали складываться в строки.
— Марин, прими-ка руль на полчасика. Я тут кое-что запишу, чтоб не забыть...
И сумбурные мысли,
Лениво стучавшие в темя,
Устремились в пробой —
Ну, попробуй-ка, останови!
И в машину ко мне
Постучало просительно время —
Я впустил это время,
Замешанное на крови...
Получается, получается! Только б не спугнуть...
В польской столице их ждали друзья. Под «Выборову» вольно текли воспоминания о былых московских встречах. Анджей Вайда, Ежи Гофман говорили о веселых вечерах у Гали Волчек, расспрашивали об общих знакомых, сожалели о том, что у Марины и Володи так мало времени — в Варшаве есть что посмотреть. Потом ворвался Данек Ольбрыхский, всех растормошил и рассмешил рассказом о своем первом знакомстве с Высоцким на Московском кинофестивале...
Но они действительно спешили как сумасшедшие. Промахнули Германию. Где-то там, севернее, остался городок Эберсвальде, в котором Владимир жил с отцом и Евгенией Степановной сразу после войны. Не тронуло ничуть.
