Когда я вошел в просторный кабинет Валерия, он уже сидел за столом, где лежала школьная географическая карта с двумя полушариями нашей планеты.
— Взгляни, Ягор! Вот Австралия, а вот Южный полюс, а это южная оконечность Южной Америки.
— Сто раз видел, — ответил я сердито, давая понять Валерию, чтобы он не темнил, а говорил, как всегда, прямо и самое главное.
— Да погляди ты, чертушка, — добродушно настаивал Чкалов.
— А ты что, забыл о нашем письме насчет новой машины?
— Новая машина сама собой. Это песня длинная. Нужно думать в расчете на «АНТ-25».
— Мы же прикидывали, — отвечал я Валерию.
— Нет, Ягор, нужны точные выкладки. Мне кажется, Иосиф Виссарионович согласится, — отрываясь от карты, уже с азартом говорил Чкалов.
— Вот Александр Васильевич появится, мы и посчитаем.
— А где он?
— Должен завтра приехать.
— Я хотел Сашу и тебя вместе с женами на Новый год увезти к себе, на Волгу.
— Ничего не получится, Валериан: для такой поездки нужна неделя свободного времени, а мы отпуск уже отгуляли. Лучше давай к нам на праздник. Ольгу Эразмовну Евгения Сергеевна вроде уговорила.
— Нет, Ягор! Лелик с ребятишками поедет со мной, в Василево. Матери обещал… — И с мягкой грустью добавил: — Никак вас, чертей, не затащу на родину.
— А когда отбываешь?
— Сделаю первый вылет на «И-180», а там закачусь.
15 декабря 1938 года
Утром 15 декабря Валерию показалось, что он проспал. Накануне ему снова звонили с Центрального аэродрома и просили приехать. Он встал и тихонько открыл дверь в детскую. Игорь еще спал. «Когда же он собирается в школу? Сколько сейчас времени?» — задавал вопросы Чкалов, подходя к окну. Он увидел освещенный уличными фонарями снег, выпавший, видимо, ночью.
Перекочевав в столовую, Валерий из окна заметил редких прохожих, спешивших по пустынному переулку. Клубы пара окутывали лица пешеходов, автомобили оставляли за собой целые тучи быстро тающих облаков. Значит, мороз стал крепче.
Валерий сделал короткую разминку, принял душ и, накинув халат, тихонько направился в кабинет, где лежала новая большая стопа писем и телеграмм из самых различных уголков страны.
«Секретарь его сиятельства депутата…» — улыбаясь, думал Чкалов о жене своей, тщательно следившей за перепиской мужа с избирателями и помогавшей ему вести ее организованно.
Промолвив про себя слова «его сиятельство», Валерий почему-то вспомнил, как ездил к Алексею Толстому на дачу, где у писателя по установившейся традиции содержался не то швейцар, не то дворецкий, солидный, высокий седоусый старик, в мундире, расшитом позолоченными галунами. Открывая парадную дверь, этот страж домашнего порядка громко объявлял: «Его сиятельство, депутат Верховного Совета, граф Алексей Николаевич Толстой изволит вас просить».
Это воспоминание всколыхнуло в душе много яркого и волнующего от встреч с выдающимся самобытным писателем, который стал его другом.
Увлекшись почтой, Чкалов не заметил, как поднялся весь дом. Ольга Эразмовна уже ласково шумела, приводя ребят в порядок. Вскоре Игорь вбежал в кабинет и повис на шее отца. Валерий, посадив сына на колени, прижал его к себе, поцеловал в щеку и продолжал читать письма.
— Видишь, Игорюха, сколько дел.
— А что пишут, папа?
— Вот одна гражданка просит построить Дворец пионеров.
— Он же построен… Мы с тобой были…
— Это у нас, в Москве. А пишут, чтобы в украинском селе, сынок. А вот мальчик пишет: просит устроить его в летную школу.
— И я хочу в летчики, — сказал Игорь.
— Ты учись, учись лучше. Станешь человеком. А потом уже летчиком.
— Человеком, а потом летчиком? — удивленно спросил сын, внимательно смотря отцу в глаза, пытаясь понять, шутит или серьезно говорит папа.
— Да, сынок. Так и есть. Если не станешь настоящим человеком — лучше не ходить в летчиках.
Вошла Ольга Эразмовна с Лерочкой и пригласила всех к столу. Валерий, взяв дочь на руки, укрыл ее своим халатом и вместе с ней сел завтракать.
Взглянув на часы, отец сказал сыну:
— Пора в школу.
В прихожей Валерий, поцеловав Игоря, сказал обычные слова напутствия:
— Смотри не шали!
— Чтобы быть человеком… — улыбался сын, с любовью глядя на отца.
— Нет, Игорюха, не просто, а настоящим человеком! А потом уже станешь кем захочешь.
Игорь ушел в школу. Ольга Эразмовна. собралась погулять с дочерью.
— Лелик! Смотри, сегодня морозно. Не простудись сама и Лерочку не простуди.
В большой, просторной квартире Чкаловых стало необычно тихо. Валерий подходит к радиоле и ставит пластинку. Бетховен. Чкалов один с симфонией, которую впервые услышал в Ленинграде. Кажется, это было в 1930 году. Неужели всего восемь, только восемь лет он наслаждается красотой бетховенской музыки? «Ах, сколько же я потерял в своей жизни…» — думает Чкалов и мысленно благодарит Ивана Семеновича Козловского за дружескую науку — не стесняться в любом возрасте учиться понимать красоту искусства.
Радиола сбрасывает пластинку за пластинкой… Чайковский, Вагнер, снова Бетховен, Глинка…
Валерий листает фотоальбом, долго всматривается в лица друзей. «В сущности, мало сделано, а прожито много…» — снова думает Чкалов о долге перед своим народом. За разглядыванием фотографий его застает жена, вернувшаяся с дочкой с прогулки. У Лерочки щечки стали похожими на спелые яблочки.
Отец выключает радиолу и мгновенно перебирается в другой радостный мир. Раздев дочку, он снова запрятал ее под халат — только белая головка выглядывает, словно птенчик из гнездышка, сверкая глазками.
— Утолин стоит у подъезда, — сказала Ольга Эразмовна мужу.
— Что ж он не поднялся?
— Боится заморозить машину…
— Заморозить?
— Очень холодно на улице.
Валерий попросил чаю, сказав:
— Лелик, а лимоны я тебе отдал?
— Какие лимоны?
— Ах ты господи! С Иваном Рахилло в буфете гостиницы «Москва» купил тебе пару лимонов и забыл. Лежат в кармане шинели. Тебе лимоны сейчас очень полезны, недавно читал где-то. Да, будет звонить Менделевич, скажи, что приеду к нему не позже 16 часов.
— Мне кажется, хорошая будет скульптура…
— Не люблю я, когда из тебя величество делают!
— Он мне вчера говорил, что остался последний сеанс… А что школьникам?
— Всем говори — завтра уезжает и вернется в Москву в феврале будущего года. А сегодня вечером, раз обещал, буду непременно, пусть не беспокоятся…
Через несколько минут, подняв на руки Лерочку и расцеловав ее щечки и носик, Валерий вышел в коридор, надел шинель и фуражку, крикнул: «Пока!» — и захлопнул дверь.
