— Ни в одном из наставлений нет ни строчки про это, — вставил кто-то.
— Конечно нет! И прецедента исторического нет, — согласился другой.
Дене и его офицеры не знали, что им делать. И вся команда была в растерянности.
В ночь с 8 на 9 мая 1945 года около тридцати подводных лодок и один эсминец собрались под Штайнбергом в Гельтингерском заливе. На лодке Дене, как и на всех других, был поднят перископ, а на нем развевался германский флаг.
С берега к кораблям устремилась армада катеров. Они подходили к кораблям, сновали от одного к другому. Офицеры штаба ступали на палубу и повторяли строгий приказ относительно затопления кораблей.
Первые робкие лучи этого чудесного майского утра осветили драматическую сцену. Одна за другой медленно тонули лодки. Темно-серые «морские волки», с поднятыми флагами, один за другим исчезали в пучине. Здесь, в Кильском заливе, под Травемюнде, Везермюнде и везде вдоль германского побережья, под воду уходили многомиллионные сокровища.
Для тех, кто оставался до конца верен своей службе, кто, как говорили британцы, до последнего момента сражался в духе уважения морских законов и с завидной решимостью, их мир разлетался на куски.
Корабль Дене оставался последним на плаву посреди этого водного кладбища. На полном ходу, вспенивая воду, к лодке подошел катер. Над водой раздались громкие крики штабных офицеров:
— Немедленно топите лодку!
Все существо Дене восставало против этого призыва. До последней секунды он колебался в выполнении приказа, который был и ясен, и категоричен. Он отчаянно старался принять решение, найти какой-то выход. Но какой выход мог найти боевой офицер, для которого исполнение приказа происходит на автоматическом уровне, даже если приказ противоречит его убеждениям и чувствам?
— Приготовиться покинуть корабль! Быстро!
Дене, механик лейтенант Детлеффсен и старшина-дизелист Хегенбарт одни остались на борту. В молчании они вместе ставили взрывчатку. Некоторые взрывные устройства прикрепляли к боевой части торпед.
— Раз уж нам выпало делать это, то мы сделали это как надо, — печально произнес Дене и сам поднес огонь к бикфордовым шнурам.
— Семь минут! Уходите оба!
— Я остаюсь на месте, — услышал Дене позади слова Хегенбарта.
Дене повернулся и встретился с решительным взглядом старшины.
— Не дури, — выпалил он. — Так ты колесо судьбы не остановишь. Давай! Уходи!
Он мягко подтолкнул старшину, но тот стоял как скала.
— Нет, герр командир. Война закончилась. Я остаюсь на борту. Я верил в наше дело и верно служил ему. Рушится не только мир, в который я верил. Мои родители убиты русскими. Я остаюсь.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Все мы искренне верили в наше дело, и мы исполнили свой долг. Что здесь было неправильно, одна история скажет. Но что многое было не так, об этом говорит этот конец.
Хегенбарт только пожал плечами в ответ на слова Дене, затем резко развернулся и исчез за переборкой соседнего отсека. Дене понял, что никакие аргументы уже не помогут. Он мог сделать только одно: приказать человеку. Но никогда приказ не выходил из его уст с такой неохотой. Дене поднялся в боевую рубку.
— Старшина Хегенбарт, — произнес он строгим голосом. — Я приказываю вам покинуть корабль. И быстро, иначе все мы взлетим на воздух.
Никакого ответа. Идти по отсекам лодки означало самоубийство. Пытаться убеждать Хегенбарта тоже было безнадежно. И Дене с механиком покинули корабль. Дене еще не был уверен, что поступает правильно, и немного подождал с отходом катера. Это был напряженный момент. Еще несколько минут — и торпеды взорвут корабль, а с ним вместе и катер. Офицер штаба не знал, что происходит. После того как два офицера ступили на борт катера, на мостике появился Хегенбарт.
— Боже мой! — закричал офицер. — На борту человек!
Дене просто кивнул, а потом крикнул Хегенбарту:
— Иди сюда, Хегенбарт. Ради бога, иди!
Старшина только приложил руку к головному убору, но не двинулся с места. Над ним под легким утренним ветерком развевалось красное полотнище германского флага.
Дене приказал боцману катера, чтобы тот отходил. Катер с места набрал ход. Если бы они немного задержались, то взлетели бы на воздух.
Взгляды всех были прикованы к Хегенбарту, который по-прежнему стоял изваянием на мостике.
Он еще раз отдал приветствие своим товарищам на катере, затем повернулся, приветствуя флаг, и в этот момент всю лодку с носа до кормы окутало рыжее облако пламени, воды, пара и обломков. Еще один взрыв потряс утреннюю тишину. Потом с катера услышали, как с грохотом опадает столб воды. И снова наступила тишина.
Маленькая часть кормы подводной лодки еще виднелась над водой, но затем и она исчезла. «U-349» отправилась к своей последней стоянке, а с ней ушел и Хегенбарт.
Дене не знал, что больше тронуло его — потеря лодки или славная кончина товарища. То ли в его душе произошел надлом, связанный с гибелью его любимого смертоносного оружия, то ли из-за падения мифа, которому он служил верой и правдой, не задаваясь вопросами, а с чистой совестью и с верой в свою родину.
Когда Ханс Георг фон Фридебург подписал капитуляцию, он сделал это с тем же самым сознанием долга, которым руководствовался на службе родине как офицер двух мировых войн. Это был самый тяжкий его долг за все время службы.
23 мая 1945 года
Британские войска и британские танки окружили анклав Мюрвик, где в спортивном центре ВМФ обосновалось «правительство рейха».
Как и другие офицеры верховного командования вооруженными силами, адмирал фон Фридебург был проинформирован союзническим контрольным советом, что он должен рассматривать себя в качестве военнопленного.
— Пожалуйста, приготовьтесь ехать.
Слова прозвучали как объявление об аресте.
Решение, к которому он пришел задолго до этого, казалось ему не только оправданным, но и единственной возможностью избежать позорного и унизительного обращения.
Прибыв в свою штаб-квартиру, он попрощался со своим младшим сыном и передал с ним последний привет своей жене и старшему сыну. Теперь он приготовился покончить с жизнью.
Адмирал фон Фридебург удалился в ванную и принял яд.
* * *
Одним из последних выстрелов хаоса этих дней закончил жизнь офицера, который сотни раз бросал вызов смерти в море, — капитана 1-го ранга Вольфганга Люта, обладателя Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами.
Опасаясь, что кое-какие группы замышляют силовые действия, Лют, как командир школы ВМФ в Фленсбург-Мюрвике, дал строгий приказ часовым, чтобы те, если какое-либо лицо не подчинится требованию остановиться, стреляли на поражение.