Законы Пятикнижия принято делить на две большие группы — «мишпатим» и «хуким» (обычно переводятся как «установления» и «законы»). Смысл законов «мишпатима» логически объясним и понятен: к примеру, почему следует наказать вора, компенсировать ущерб, нанесенный чужому полю или любому другому имуществу, и т. д.
Под «хуким» же понимают Богоданные законы, которые человек способен понять лишь частично, либо они вообще непостижимы с рациональной точки зрения.
К таким заповедям относятся в первую очередь запреты на употребление в пищу всех животных, не имеющих одновременно раздвоенных копыт и жвачной системы пищеварения; рыб, не имеющих чешуи и плавников; различной морской живности; целого ряда птиц, в основном хищных, морской живности и пресмыкающихся (Лев. 11:2—44; Втор. 14:1, 19, 21); а также запрет на смешение молочной и мясной пищи и др. (Исх. 23:19; 34:15). К этому же ряду заповедей, безусловно, относятся заповеди о так называемой тумее («тумъе») — ритуальной нечистоте, в состоянии которой человек не должен был входить в Храм, вступать в интимные отношения с супругом и т. д. (Лев. 12:2-33, 14:2-10, 15:3, 15:16, 15:19— 29, 18:19 и др.), а также об очищении от нее (там же; Чис. 19:2-21).
Сюда же следует отнести и многие сексуальные запреты, смысл которых невозможно объяснить на основе человеческой логики, и многие законы, касающиеся коэнов — касты священнослужителей, а также порядка жертвоприношений.
На протяжении всех минувших веков неоднократно предпринимались попытки найти естественное объяснение этим заповедям. К примеру, запрет на употребление в пищу свинины (он упоминается в Пятикнижии особо, так как свинья имеет раздвоенные копыта, но не имеет жвачной системы пищеварения) пытались объяснить тем, что этот вид мяса является скоропортящимся, особенно в жарком климате Ближнего Востока. Моисей, дескать, запретил его евреям, чтобы избежать массовых пищевых отравлений (которых, как показывает история с перепелами, и без того было немало). Но если это так, то к такому же запрету должны были прийти и многие другие живущие в различных жарких странах Азии и Африки народности, однако у них его почему-то нет.
Запрет на вступление в интимную связь с женщиной в период месячных и требование ее омовения для очищения можно было бы объяснить требованиями гигиены или, как это делал Дж. Фрэзер в «Золотой ветви», мистическим страхом перед менструальной кровью, но в это объяснение никак не укладывается требование к женщине подождать до ритуального омовения еще семь дней после окончания месячных.
Таким образом, вольно или невольно мы приходим к выводу, что речь и в самом деле идет об иррациональных запретах, которые евреи исполняют потому, что они даны Богом. Это не исключает поиск их объяснения, но и не избавляет от исполнения, даже если такого объяснения не существует.
И все же подлинное величие Моисея не только как законодателя, но и как духовного учителя человечества проявилось в том, что наряду с законом он принес людям и заповеди, способствующие их нравственному развитию. Уже одна из Десяти заповедей — «Не возжелай...» (Исх. 20:14) обращена к внутреннему миру человека и призвана вытравить из его души зависть и недоброжелательство по отношению к ближнему.
Ко внутреннему миру, миру мыслей и чувств человека обращен и целый ряд других заповедей Закона Моисеева, например, заповедь «не питать к брату твоему ненависти в сердце твоем» (Лев. 19:17).
К этому же ряду можно отнести такие заповеди, как «Не внимай пустому слуху», то есть никогда не выслушивай в спорном вопросе только одну сторону (Исх. 23:1); не обижать друг друга словами (Лев. 25:17); запрет на ложь и обман ближнего (Лев. 19:11);запрет давать заведомо дурныесоветы (Лев. 19:14), запрет на сплетни (Лев. 19:16) излословие (Лев. 19:14); призывы подавить в себе желание отомстить за причиненное зло и не быть злопамятным (Лев. 19:18), а также обязанность каждого помочь человеку, оказавшемуся в беде (Лев. 19:16).
Квинтэссенцией всех этих и других заповедей, безусловно, является заповедь «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19:18). Не случайно, когда некий римлянин попросил еврейского мудреца Гилеля обучить его всему Закону Моисееву, пока он стоит на одной ноге, Гилель произнес эту заповедь и добавил: «В ней — вся Тора. Все остальное — комментарии. Иди и учи!»
Гигантский гуманистический заряд Пятикнижия Моисеева проявляется и в том, что оно требует гуманного отношения не только к людям, но и к животным. Например, Пятикнижие запрещает отбирать какого-либо новорожденного животного у матери прежде чем ему исполнится семь дней (Лев. 22:27). Запрещается также забивать овцу или корову в один день с ее детенышем (Лев. 22:28); запрещено оскоплять животных (и уж тем более — человека! — Лев. 22:24). Во время молотьбы Пятикнижие запрещает «заграждать» рот волу, чтобы животное не испытывало мучений от того, что не может воспользоваться находящейся вокруг пищей (Втор. 25:4). Кроме того, закон обязывает возвратить заблудившихся животных их хозяину (Втор. 22:1) и обязывает человека расседлать уставшее животное, напоить и накормить его, даже если оно ему не принадлежит (Втор. 22:24).
В связи со всем вышесказанным невольно возникает вопрос: в чем же, согласно учению Моисея, заключается награда за следование заповедям Всевышнего и наказание за их нарушение?
Не секрет, что одним из непременных составляющих любой религии являются вера в загробную жизнь и посмертное воздаяние человеку за его добрые и злые дела. В египетской религии идея суда над душами умерших и воздаяния ей по ее делам появляется в эпоху Среднего царства и подробно излагается в Книге мертвых. Именно знаменитая 125-я глава этой книги, в которой приводится отчет умершего перед судом Осириса, дает нам представление о моральном кодексе египтян и о том, в чем заключается его схожесть и отличие от Закона Моисеева. «Эта идея нравственной ответственности человека и связь ее с верой в загробную жизнь, в страшный суд чрезвычайно характерна, — писал советский историк религии С. А. Токарев, выражая типичную точку зрения марксистско-ленинской философии по данному вопросу. — Очевидно, она была разработана жрецами в интересах господствующего класса как ответ на растущие классовые противоречия. Рабовладельцы и жрецы стремились запугать суеверную массу порабощенного народа загробными наказаниями и утешить их надеждой на загробную награду».
Если бы учение, которое нес Моисей, было бы порождением и продолжением, развитием египетской религии, как это пытаются представить некоторые религиоведы, то она бы, безусловно, несла в себе идею загробной жизни и посмертного воздаяния. Однако, как уже отмечалось в первой части книги, во всем Пятикнижии нет ни слова о жизни после смерти, о посмертном существовании души и т. д. Те же исследователи признают, что подобные воззрения возникают у евреев относительно поздно и объясняют их влиянием греческой философии. Талмуд, разумеется, придерживается по данному поводу иной точки зрения; его мудрецы настаивают, что намеки на будущее воскрешение мертвых и вечность души имеются и в Пятикнижии, но это в любом случае только намеки.
