В Люсинских хуторах зашли к нашему связному, и он рассказал нам, что на реку Лань, к партизанам, прилетел «уполномоченный с Москвы». Крестьянин был взволнован. «Началось! — говорил он, — Скоро прилетят еще представники, будут выдавать оружие, люди пойдут в партизаны. Пришлют пушки и танки. Нам нечего ждать от этих Черчиллей: они только любят загребать жар чужими руками. Здесь, в наших Пинских болотах, откроют настоящий второй фронт и поведут наступление на Германию. Ого! Как тогда запляшут фашисты! Побегут до самого Берлина — не остановишь!..»
Так в самые трудные минуты советский человек видел грядущую победу. Так преломлялись в его сознании идеи второго фронта и непоколебимая уверенность в могуществе Советского государства. Он не ждал помощи с запада и в целом верно оценивал положение. А мы по этому его рассказу поняли, что в отряды имени Щорса, базировавшиеся теперь на Лани, прибыл давно ожидаемый представитель ЦК КП(б) Белоруссии.
…Каждый большой переход я ощущал как задержку в нашей работе, как потерю времени и поэтому торопил свою группу. Не считаясь, с погодой, мы делали по сорок-пятьдесят километров в сутки. А Лиза (она тоже была с нами) не привыкла еще к таким большим переходам, да и обувь ее подвела. Хорошие сапожки, на которые она до сих пор не жаловалась, оказались теперь неудобными. Она здорово побила и потерла ноги.
В одной из деревень, в хате, куда мы зашли позавтракать, бросились ей в глаза пять или шесть пар лаптей, висевших около печки: новенькие, светло-золотистые и — главное — не слишком крупные, как раз по ноге. У девушки глаза разгорелись.
— Бабушка, дай мне лапти!
— Да что ты, миленькая! Разве ты сумеешь!
— Почему не сумею? Ты поможешь.
Помогая Лизе обуваться, хозяйка обратила внимание на ее щегольские сапожки.
— Вот хорошие чоботы! Жалко после них надевать лапти.
— Не могу я, бабушка, в сапогах. Возьми их сама в обмен за лапти.
— Как же это?
Хозяйка недоумевала и колебалась, а Лиза настаивала:
— Нет, нет, поменяемся. Дай мне еще запасные.
— Бери хоть все.
Ребята смеялись. Тамуров язвил:
— Началась торговля! Чем не барахолка?
Но мена все-таки состоялась: Лиза взяла за свои сапоги четыре пары лаптей. Сейчас же обулась, а остальные три пары закинула за спину. И вздохнула:
— Вот еще грузу прибавилось!
— Давай понесу, — предложил Дмитриев.
А Тамуров донимал их обоих:
— Кавалер! Ухажер!.. Глядите, как он вокруг нее увивается!.. Ты теперь, Лиза, с таким носильщиком все деревни оберешь. Ведь бабку-то обманула: подумать только — четыре пары за одну получила.
Нечего и говорить, что сапоги — особенно по тому времени — представляли гораздо большую ценность, чем лапти. Лиза, безусловно, проиграла на этом обмене. А Дмитриев никогда ни за кем у нас в отряде не ухаживал и сейчас хотел просто помочь Лизе, просто по-товарищески пожалел ее. Но Тамурову надо было кого-то разыгрывать — он без этого жить не мог, — все это знали и в большинстве случаев относились к нему снисходительно.
— Отстань, Генка! — кричала Лиза, оборачиваясь на ходу. — Чего привязываешься?
— Да я не к тебе! — невозмутимо отвечал тот. — Я к лаптям — уж больно хороши.
Кстати сказать, к вечеру первая пара лаптей разбилась, и Лизе пришлось обувать новые.
А ветер все дул нам навстречу, снежок сменялся дождиком, серые тучи торопливо неслись с востока. В такое время особенно манят дымки деревень, особенно теплыми и уютными кажутся темные бревенчатые хаты. Но мы по-прежнему ночевали где-нибудь на воле, в глуши, выискивая на лесной полянке копну сена и зарываясь в нее. В населенные пункты заглядывали только мимоходом: перекусить, передохнуть, получить у наших связных необходимые нам сведения. В каждой деревне снова и снова рассказывали нам о представителе с Большой земли. Это было самой важной новостью Полесья.
В партизанском штабе Пронягина мы на самом деле встретили наконец представителя ЦК. Это был секретарь Пинского обкома Клещев, недавно переброшенный через линию фронта для организационной и руководящей работы в тылу врага. Пришли мы в лагерь поздно ночью. Я добрался до пронягинской землянки еле живым от усталости, но вместо отдыха большую часть ночи проговорил с Клещевым, слушая, расспрашивая и рассказывая. Да, народная молва во многом права. Этот первый представитель Большой земли не останется единственным. Подпольные обкомы и подпольные райкомы будут работать на захваченной немцами земле, поднимая людей на борьбу. Здесь, в Полесье, где многие села выжжены дотла, где крестьяне целыми деревнями уходят в лес, действительно создается собственный второй фронт.
Зная, что в нашем отряде много кадровиков, Клещев просил передать в его распоряжение нескольких командиров, имеющих опыт партизанской борьбы, чтобы возглавить часть местных партизанских отрядов в районе Выгоновского озера. Это особенно важно именно сейчас, потому что в ближайшие дни начинается решительное наступление Красной Армии, и партизаны должны всеми силами помогать ему.
Пронягинские отряды, в которых находился Клещев, отличались теперь большей организованностью, дисциплинированностью и активностью, провели ряд удачных боев с фашистами.
На следующее утро пронягинцы перевезли нас через реку Лань на своих лодках. А рядом партизаны строили наплавной мост через реку.
К востоку от пронягинских отрядов, в Хворостове, базировалось соединение Комарова (Коржа), в котором было много местных жителей. Комарова хорошо знали здесь, ему верили, видели в нем своего защитника и шли к нему не только семьями, но даже целыми деревнями. Комаров мало маневрировал, не выходил за пределы своей области, но зато сколько народу спас он во время войны!..
Не так давно, на пути своем к Выгоновскому озеру, мы вели здесь, в Хворостове, бой с полицией и вынуждены были обходить эту деревню болотами. Теперь же не только в самом Хворостове, но и в соседних деревнях стояли партизанские заставы и работали партизанские комендатуры. Эти комендатуры являлись как бы представителями Советской власти, народной власти, и разрешали все текущие бытовые вопросы. Касалось ли дело продовольствия или транспорта, медицинского обслуживания или помощи семьям красноармейцев, люди обращались к партизанам. Даже с разводами и женитьбами шли в партизанские комендатуры.
И нас Комаров встретил, как хороший и гостеприимный хозяин.
— Отдыхать будете? Сейчас разместим по хатам. Обедать будете? Обеспечим.
Восточнее Хворостова начиналась сфера деятельности линьковских отрядов. В одной из деревень нас обрадовали, сообщив, что на противоположном конце появились «батинцы» (так и назвали). Мы поспешили им навстречу. Вот они: идут человек пятьдесят с винтовками, с автоматами, а впереди шагает знакомая фигура — сутулый и, как всегда, мрачный Перевышко. Как я обрадовался ему! Ведь мы более трех месяцев не виделись!
