Антону надо было возвращаться в Мелихово: на 22 января была назначена свадьба Миши с Ольгой Владыкиной, и его отсутствие было бы воспринято как оскорбление. Наталья, по слонам Александра, полагала, что Антон «внезапно уехал либо от женщин, либо к женщинам». Чехов действительно старался не попасться на глаза Лидии Авиловой, к которой он внезапно потерял интерес, но в Москве никто из женщин его не ждал.
В Мелихове его с нетерпением дожидался брат Георгий, который привез из Таганрога сантуринского вина и маринованных мидий, чтобы отпраздновать Антонов тридцать шестой день рождения. Роман, чеховский строптивый работник, к обеду подстрелил зайца. В отсутствие Антона стычки слуг с господами возобновлялись, и Павел Егорович фиксировал их в дневнике. Так, 4 января Роман «учинил скандал», а б января работника Ивана уволили за пьянство. Вместо него наняли Александра Кретова, который кончил тем, что соблазнил горничную. Хорошие новости состояли в том, что отелилась рыжая корова, а в Лопасне открыли и освятили почтовое отделение. Теперь с Божьего благословения гости могли к сроку предупреждать хозяев о приезде. Тетя Марфа попыталась пошутить в письме Антону: «Поздравляю тебя с Новым годом, с новым счастьем, с новой невестой. Я тебе уже нашла невесту, 50 тысяч приданого»[340].
Свой день рождения Антон провел в хлеву, помогая разродиться рябой корове; на улице было 25 градусов мороза. На следующий день он поехал проводить до Москвы кузена Георгия, а Лидии Авиловой послал письмо с извинениями и обещанием повидаться с ней в следующий приезд в Петербург. В столице без Антона скучали. Суворин, по словам Александра, был настолько мрачен, что к нему никто не решался подойти; он даже поссорился со своими закадычными друзьями – ядовитым Бурениным и ловкачом Сыромятниковым. Жену Александра Антон обидел тем, что не оценил ее стряпни, мало уделил ей времени и не подарил обещанного щенка. Александр намеревался отправить Наталью в Москву продавать книги и уверял Антона, что его нечестивая жена не осквернит своим присутствием свадьбы Миши: «Она у меня – трус и едва ли решится совершить поездку solo от Лопасни до Мелихова».
Потапенко от присутствия на торжестве решил отказаться и писал из Москвы Антону: «Имел я намерение приехать в Мелихово, но предстоящая там свадьба становится мне поперек дороги. Я уверен, что это торжественное событие принесет Михаилу Павловичу maximum счастья, какой только доступен человеку на земле, и заранее воздаю хвалу избраннице его сердца, но, сам не обладая этим maximum’ом, я стараюсь избегать этих зрелищ. <…> Приезжай сюда, Антонио, ибо мне хочется тебя видеть. Алексей Сергеевич прислал на вокзал мне записку, в которой просит привезти тебя в Петербург. <…> Я уезжаю непременно в четверг»[341].
Венчали Мишу и Ольгу в церкви села Васькино. Со стороны невесты на свадьбу приехал лишь Ольгин брат. Семейное празднество не развеяло скуки, и, покинув занесенное снегами Мелихово, Антон поехал в Москву на встречу с Потапенко, а затем на три недели в Петербург.
В этот приезд Антон остановился у Суворина в Эртелевом переулке, и тот заразил его своей хандрой. Встретив Чехова, Суворин 27 января отправился с ним в долгую прогулку по Петербургу и по дороге вспоминал свой молодой задор и яркий успех своей нигилистической книги «Всякие». Антон спросил его: «Отчего бы вам не подарить мне эту книгу?» – на что Суворин ответил, что давным-давно все роздал. По дороге им встретился букинистический магазин, и, заглянув в него, Суворин обнаружил экземпляр «Всяких», подаренный им адвокату, который защищал его в суде. Надписав том, Суворин подарил его Чехову.
Сазонова, побывав на спектакле, в котором играла ее дочь, записала 2 февраля в дневнике: «Любочка бледна, неинтересна, платье со сцены не хорошо, пьеса не имеет успеха. Николай, ожидавший чего-то блистательного, сидит сам не свой. Каждый промах дочери ему нож в сердце». В театре были и Суворин с Чеховым. Сазоновой показалось, что Антона что-то гнетет, и объяснение этому она попыталась найти в рассказе «Ариадна», приписав автору состояние рабской зависимости от женщины, которое испытывает его герой: «Должно быть, какая-нибудь жестокая женщина насолила ему, а он, чтобы облегчить душу, описал ее».
На чествовании актрисы Жулевой Суворин вызвал негодование собравшихся, прилюдно расцеловав своего сотрудника Сыромятникова, которого подозревали в связях с тайной полицией. Антон был возмущен и не подал Сыромятникову руки. Борьба за душу Суворина обострилась, но Антон пока держался своего патрона: большая часть этого года пройдет в разговорах и дружеском общении.
Дружба с Потапенко, которая выдержала столько испытаний, пошла на убыль. Антон избегал встречаться с ним наедине и даже обидел его, не выхлопотав ему пригласительного билета на обед к Жулевой. На предложение Потапенко съездить вместе в Финляндию ответил отказом и, не желая заводить по этому поводу споров, сказал, что уезжает в Москву не 13, а 10 февраля. Потапенко не скрывал недовольства: «А что касается Финляндии, то будет с твоей стороны полное свинство, и потому ты должен заглушить твою совесть и ехать». Обнаружив, что Антон все еще в Петербурге, он рассердился: «Позвольте Вам выразить, что Вы будете свинья <…> Провожать Вас не могу по причине пишущей машинки, которая ко мне прибудет в 8 часов вечера». Антону Потапенко наскучил – он уже и серенад не пел, и с женщинами не грешил. Свое беглое перо он сменил на пишущую машинку, стал домоседом и закруглил свой последний роман с Людмилой Озеровой, которая шумным успехом в «Ганнеле» Гауптмана и не менее шумным провалом в «Коварстве и любви» Шиллера заинтересовала Чехова. Той зимой Потапенко представил Озерову Антону, а к осени актриса перешла от одного писателя к другому.
Общество подкаблучника Потапенко Антон сменил на докучливого Лейкина. Храня верность первому редактору, на Масленицу ел с ним блины и провел у него в гостях два вечера, терпеливо выслушивая похвалы поглощаемым блюдам и переводы «с собачьего» тявкающих такс. За исключением одного вечера, проведенного у Яворской – та все надеялась получить от него пьесу, – Чехов на люди не показывался. Своих родственников он тоже вниманием не баловал – лишь племянников повел на представление с Петрушкой, накормил обедом и купил обновки. Александр остался недоволен: «Оба жадны, облопались, и придется поить их касторкой. <…> Рукавицы будут потеряны через час по получении, а из полушубков они вырастут в 1,5 месяца. Тратиться не советую. Вообще же по части неряшливости они – дети своей матери».
Елена Шаврова, которую Антон уже шесть лет игриво наставлял в литературном ремесле, теперь жила в Петербурге на положении законной жены тайного советника Юста. В то время, блюдя свою добродетель, она писала рассказ с вполне уместным названием «Жена Цезаря». Антон при встрече показался ей сухим и нелюбезным. Клеопатра Каратыгина умоляла Чехова замолвить за нее словечко перед антрепренерами и в случае отказа грозила адской местью под пятью номерами. Перед отъездом в Москву Антон ответил ей: «Так как в Малом театре я изображаю полнейший ноль (по силе влияния), то все пять номеров Вашей адской мести подействовали на меня слабее даже, чем укус разбитого параличом комара». На маскараде в театре Суворина одетой в черное домино Лидии Авиловой повезло несколько больше. Год с лишним ждала она от Антона ответа на посланный ею серебряный брелок с гравировкой. Тот обещал ответить ей со сцены в день премьеры новой пьесы «Чайка»[342].
Глава 50
Вновь обретенная Лика
февраль – март 1896 года
Из Петербурга Антон с Сувориным ехали в одном купе с актрисами театра Литературно-артистического кружка, Александрой Никитиной и Зинаидой Холмской. Прибыв 14 февраля в Москву, мужчины сняли номера в «Славянском базаре», а затем отправились на званый вечер, где Антон подслушал, как влюбленная пара переговаривается с помощью кода – этот прием он спустя пять лет использует в «Трех сестрах». Актрисы отправились по домам, но через день Антон получил от Никитиной приглашение прийти и выяснить «про то-то и то-то и то-то».
Пятнадцатого февраля Суворин с Чеховым в сопровождении других почитателей посетили Льва Толстого в его московском доме. Тот все больше укреплялся в своем мнении о Чехове как о прекрасном писателе, которому мешают медицина и «безверие». Антон пометил в дневнике: «Он [Толстой] был раздражен, резко отзывался о декадентах <…> Татьяна и Мария Львовны раскладывали пасьянс; обе, загадав о чем-то, попросили меня снять карты, и я каждой порознь показал пикового туза, и это их опечалило <…> Обе они чрезвычайно симпатичны, а отношения их к отцу трогательны».
Суворин обсуждал с Толстым преимущества мгновенной смерти и тоже сделал запись в дневнике: «Смерть сына прошлой весною. Сначала графиня болела, потом он. У него камни в печени, и он страшно страдает…» У Чехова впечатление от Толстого осталось более благоприятное. Однако визит имел неожиданные последствия, о которых Антон и не догадывался: он вызвал сильное волнение в душе Татьяны Толстой, и впоследствии ей пришлось бороться со своим чувством.
