Мы простились за полночь. Утром он уехал. Вслед я послал ему газету с репортажем о встрече с защитниками Бреста.
Ответа не последовало. До ответа ли ему было!
Прошло много лет. С переездом в Москву судьбе было угодно, чтобы я работал в аппарате правления Союза писателей РСФСР. Как-то зашел я к Сергею Сергеевичу — уже лауреату Ленинской премии за книгу о брестской обороне, пионеру блистательных выступлений писателей по телевидению, первому секретарю правления Московской писательской организации.
Когда я вошел в его служебный кабинет, он встал навстречу, подал руку, пристально вглядываясь в меня.
— Не узнаете? — спросил я.
— Честно говоря, нет. Но что-то знакомое…
— Тамбов. Ваша встреча с бойцами отдельного 393-го…
— А-а, Шевченко!..
— Так точно.
— Спасибо за материал о встрече, за газеты. Один номер я оставил себе. Остальные — отдал в «Ленинку»… Ну, как там в российском правлении?
И вдруг рассмеялся и потянулся к папиросной пачке.
— Слушайте, а ведь вы, так сказать, начальник надо мной!.. Какие будут указания?
— Меньше курить, — сказал я. — Еще в Тамбове хотел вам посоветовать.
Сергей Сергеевич посмотрел на папиросу между пальцами, зажег ее и вздохнул.
— Да, надо бы меньше… Постараюсь…
Сергей Сергеевич горячо взялся за работу, когда был избран руководителем Московской писательской организации. Это сразу все почувствовали. Но, к великому сожалению, проработал он недолго. Вскоре он умер. Сгорел…
Страшно горько было провожать его в последний путь. И горше всех, наверное, провожали его защитники Бреста, чье человеческое достоинство и воинскую честь поднял он до того уровня, которого они заслуживают — до подвига.
Он жил их жизнью — жизнью своих героев.
1986
ДВА СЛОВА
(о Я. Смелякове)
Умирал мой дед. Умирал на девятом десятке — похудевший, осунувшийся… Только вьющиеся густые волосы да насмешливый взгляд напоминали прежнего Якова Иваныча. Да, в свое-то время… «Высоченный, слегка сутулый, дед, бывало, с пьяной руки, чуя силушку, свертывал в дули николаевские пятаки. Он портняжил. Случалось, суток не пройдет (лишь поставь магарыч!), дед сошьет мужику полушубок! Да такой, что носи — не хнычь! Был насмешлив и непреклонен, многодетный, не гнулся от бед. Но давили его иконы. На коленях пред ними, в поклонах, становился маленьким дед. А когда сыновья и дочери в комсомольцы разом пошли и однажды февральской ночью всех угодников божьих пожгли», дед оставляет дом… «Я с безбожниками не могу!» Скитается по России, а умирать приходит в родную краину…
В день возвращения, за ужином, дед заводит разговор о похоронах. И мать моя ему говорит: «Шо я скажу, батя… Хороныть вас будут уси диты и внуки, а воны ж пошты уси и партийни… и креста вам не поставлять…»
Дед замолчал. Долго сидел молча. А потом ответил: «Шо ж… Хай ставлять звезду. Вона тэпэр всьему мыру свитэ!..»
Это просилось в стихи. И я написал их спустя годы после того, как услышал рассказ об этом от матери.
Принес я стихотворение в редакцию областной газеты. Завотделом культуры прочитал его, небрежно отодвинул в сторону и сказал:
— Тоже мне, Чайльд Гарольд в лаптях!..
Печатать стихотворение не стали.
Вскоре я узнал, что журнал «Подъем» готовит к публикации большую подборку стихотворений поэтов Черноземья. Я отослал стихотворение о деде в «Подъем», и оно было напечатано.
Я торжествовал.
Но торжество было недолгим. Рукопись моего сборника стихов мариновали в писательской организации. В ней не последнюю роль играл завотделом культуры. Обсуждали раз. Обсуждали два. Пересоставляли. Казалось, конца этому не будет.
В один из декабрьских вечеров бродил я по городу. Зябко, мокро и мерзко было на улице.
Выхожу к стадиону «Спартак». На его заборе — витрина «Литературной газеты». Вспоминаю, что не просматривал последний номер. Подхожу. И вдруг… Правду говорят — свое далеко видно…
Едва подошел к газете, чувствую и в ту же минуту вижу свою фамилию. На второй полосе. Почти в центре. Пригибаюсь вплотную к газете — уже спускаются сумерки — и читаю:
«…очень неплохие стихи… М. Шевченко из Тамбова…»
Что за статья? Кто написал?
Начало — на первой полосе, с переходом на вторую и третью. «Молодая русская поэзия». Автор — Ярослав Смеляков.
Отхожу от витрины. Передо мной — огни неоновых реклам. Они радужно отражаются в асфальте и, кажется, освещают весь город.
Бегу в редакцию, в отдел культуры. Там подшивки газет. Нахожу «Литературку». Оказывается, статья эта — сокращенный доклад Ярослава Смелякова на совещании молодых поэтов в ЦК ВЛКСМ. Ярослав Васильевич, готовя доклад, прочитал подборку в «Подъеме». И вот — «очень неплохие стихи…».
Показываю статью заву. Слышу в ответ: «Мне некогда читать это… Я даже Пушкина не читаю…» Жалею, что показал.
Но зав берет подшивку и все-таки читает статью. И что же? «Подумаешь!.. Всего два слова!..»
И радость моя пригасает. Снова я на прозябшей улице. В самом деле. Почему лишь два слова? Ну, хотя бы еще несколько словечек! Да, но ведь в статье с полсотни имен! Столько же и в подъемовской подборке, а ты назван в числе троих!..
И все же я вновь возвращен на грешную землю.
Не знал я тогда, что значат два его слова.
С утра следующего дня начались звонки мне. Они продолжались весь день.
— Мишка! Поздравляем!..
— Слушай! Сам Смеляков!..
— Да плюнь ты на этого зава!..
— Ты понимаешь — молодая русская поэзия!..
Черт возьми! Я снова счастлив!
…Я сидел на работе один и вспоминал литинститутские годы. Тогда я часто видел его — этого рабочего человека в простом поношенном полупальто, в толстой кепке блином, в которой он ходил и осенью, и зимой, сутуловатого, с усталым молчаливым взглядом. Мой товарищ по курсу Василий Недогонов, брат известного поэта, рассказывал, что Алексей Недогонов дружил со Смеляковым, любил его и как необыкновенно талантливого поэта, и как человека необыкновенно трудной судьбы.
Иной, пройдя такую жизнь, мстит за свои горечи другим. А он, Смеляков, радуется даже малой удаче молодого и совсем неизвестного ему стихотворца. Зная беды, он помогает ему обойти их…
Ярослав Смеляков понимал, что значили его слова. Недаром же он считал своей обязанностью искать и находить людей, которых он мог бы поддержать.
Два слова…
И у меня «пошла» книжка. Не совсем такой, какой бы хотелось ее видеть, но «пошла».
