Тут Путин побледнел и потерял самообладание.
“Если вы хотите совсем уж стать исламским радикалом и готовы сделать себе обрезание, то я вас приглашаю в Москву, — набросился он на француза. — У нас многоконфессиональная страна, у нас есть специалисты и по этому вопросу. И я порекомендую ему сделать эту операцию таким образом, чтобы у вас уже больше ничего не выросло”.
Трудно было представить себе больший раздражитель для Путина, нежели призыв к миру с чеченцами.
16 АВГУСТА 2002 года информационные агентства сообщили, что Иван Рыбкин, бывший секретарь Совбеза и спикер Госдумы, наперекор официальной линии Кремля встретился в Цюрихе с представителем сепаратистов Ахмедом Закаевым, чтобы обсудить пути урегулирования конфликта. Используя курьеров и шифрованные сообщения, нам удалось сохранить подготовку встречи в тайне. Встретив Рыбкина в цюрихском аэропорту, я отвез его в отель “Савой”, где ждал Закаев.
То была встреча добрых друзей. В 1997 году они провели много часов, обсуждая послевоенные отношения между Чечней и Россией. У Рыбкина больше не было официального статуса, и переговоры эти не имели юридической силы. Но для Путина эта встреча все равно стала пощечиной: в глазах общественного мнения она перечеркивала его утверждение о том, что масхадовцы — террористы. Для Рыбкина же это был запуск предвыборной кампании — он собирался баллотироваться в президенты в 2004 году.
Мы составили совместное заявление: “Стороны должны вернуться к состоянию на момент подписания мирного договора 12 мая 1997 года”. А затем позвонили в “Ассошиэйтед Пресс” и на радио “Эхо Москвы”.
— Я уверен, что мир возможен, и знаю, как его достичь, — заявил Рыбкин. — Как только вернусь в Москву, буду добиваться встречи с Путиным, чтобы уговорить его это сделать.
Путин, конечно, не стал встречаться с Рыбкиным. Но Союз комитетов солдатских матерей, самая большая общественная организация России, тут же поддержала рыбкинскую инициативу. Рыбкин потом рассказывал, что уже в Москве его засыпали поздравлениями и выражениями поддержки со всех сторон — от либералов до коммунистов. Война надоела всем.
Смелость Рыбкина подтолкнула других. Вскоре после встречи в Цюрихе группа осмелевших российских политиков, в том числе несколько депутатов Думы, встретилась с Закаевым в Лихтенштейне. Даже бывший премьер Примаков, который по-прежнему пользовался влиянием в кругах силовиков, публично поддержал идею переговоров с чеченцами.
Затем Рыбкин поехал в Тбилиси, где его принял президент Шеварднадзе. Это еще больше разозлило Путина. Как раз накануне он направил письмо в ООН, угрожая применить силу, если Грузия не возьмет под контроль боевиков, скрывающихся в Панкисском ущелье.
Имя Рыбкина замелькало в новостях. Вновь заговорили о “партии мира”. Его следующей остановкой стал Вашингтон.
23 октября 2002 года, после встречи с председателем сенатской комиссии по иностранным делам Ричардом Лугаром, мы спешили на ланч с внешнеполитическим гуру Збигневом Бржезинским. В машине зазвонил телефон. Корреспондент “Эха Москвы” хотел получить комментарий Рыбкина по поводу только что состоявшегося захвата чеченскими террористами театра на Дубровке.
Я не слышал вопросов корреспондента, но по выражению лица Ивана Петровича понял, что произошла катастрофа. Большего удара по сторонникам мирного урегулирования трудно было нанести.
Через четыре дня после того, как захват театра закончился газовой атакой и штурмом, в Копенгагене был арестован Ахмед Закаев, который находился в датской столице по случаю Всемирного чеченского конгресса. Датчане задержали его по запросу России, переданному через Интерпол, в котором он обвинялся в организации захвата театра в Москве.
Тогда мы еще не знали про Теркибаева, террориста-провокатора, которого потом разыскала Анна Политковская, и не могли с уверенностью сказать, что весь этот теракт — инсценировка ФСБ. Но никаких сомнений в непричастности масхадовского правительства у нас не было. Однако захват театра был использован Кремлем для полномасштабной атаки на сепаратистов. Арест Закаева в Копенгагене стал главной линией нападения. У Путина появился мощный аргумент в диалоге с Западом: теперь он мог говорить, что чеченцы — стопроцентные террористы, а Россия — такая же жертва джихада, как и Америка. Поэтому война в Чечне — дело правое и благородное. Запад должен выдать посланцев Масхадова, скрывающихся в Лондоне и Вашингтоне.
Напрасно Масхадов тут же бросился заявлять о своей непричастности и отмежевываться от террористов; сторонники переговоров потеряли инициативу и оказались в положении оправдывающихся.
— Мы видим, что образ Масхадова, даже в глазах тех, кто подталкивает Москву к переговорам, сильно потускнел, — злорадствовал советник Путина по Чечне Сергей Ястржембский. — Назовите мне хоть одного чеченского лидера, с которым мы могли бы сесть за стол. Я таких не знаю.
В запросе на арест Закаева не было доказательств — лишь утверждение, что он причастен к захвату театра. Теперь датскому правительству предстояло решить, выдавать ли его российским властям.
ЕСЛИ И БЫЛ на свете чеченец, последовательно выступавший против террора, то это Закаев, и в его защиту зазвучали голоса со всех сторон. Из Вашингтона к датчанам обратились два ветерана холодной войны, демократ и республиканец — бывший секретарь Совбеза Збигнев Бржезинский и бывший государственный секретарь Александр Хейг. В Британии в кампанию “Спасти Закаева” включились представители всего политического спектра: от крайне левой актрисы Ванессы Редгрейв до крайне правого лорда Николаса Бетеля. В поддержку Закаева выступили две главные правозащитные организации — “Международная Амнистия” и “Хьюман Райтс Вотч”.
В деле Закаева клином сошлись сразу несколько тем. Легитимны ли действия России в Чечне? Независима ли система российского правосудия? В какой мере война с террором отменяет индивидуальные права и свободы? Для чеченцев-боевиков в горах Кавказа и национальной интеллигенции в европейском изгнании, да и вообще для умеренных мусульман во всем мире дело Закаева стало проверкой беспристрастности и объективности Запада. Для Путина это был вопрос принципа и способ проверить, насколько искренни его западные союзники: ведь помог же он им в борьбе с их террористами в Афганистане, теперь их очередь помочь ему заполучить его террориста.
— Датчане не отдадут невинного человека на верную гибель, — сказал Борис с присущим ему оптимизмом. Мы сидели в его лондонском доме и обсуждали, как быть с Закаевым.
