Диковинные сообщения привез ему в Дорогобуж курьер из Парижа. Некий генерал Малэ, старый республиканец, давно сидевший в парижской тюрьме, умудрился оттуда бежать, подделал указ сената, явился к одной роте, объявил о будто бы последовавшей в России смерти Наполеона, прочел подложный указ сената о провозглашении республики и арестовал министра полиции Савари, а военного министра ранил. Переполох длился два часа. Малэ был узнан, схвачен, предан военному суду и расстрелян вместе с 11 людьми, которые ни в чем не были повинны, кроме того, что поверили подлинности указа: Малэ все это затеял один, сидя в тюрьме.
На Наполеона этот эпизод (при всей несуразности) произвел сильное впечатление. Чуялось, что его присутствие в Париже необходимо. Там же, в Дорогобуже, а затем в Смоленске, куда он прибыл 9 ноября, Наполеон узнал, что Чичагов с южной русской армией, пришедшей из Турции, устремляется к Березине, чтобы отрезать ему отступление. Он узнал также о тяжких потерях корпуса вице-короля Евгения при столкновении с казаками. Наконец, узнал он и о том, что Витебск занят частями армии Витгенштейна. Оставаться в Смоленске было немыслимо: нужно было перейти Березину раньше, чем русские отрежут переправу, иначе Наполеону и остатку его армии грозил плен.
Морозы усиливались. Уже при выходе из Смоленска люда так ослабели, что, свалившись, не могли подняться и замерзали. Вся дорога была устлана трупами. Из Москвы не взяли с собой теплых зимних вещей: это было роковым упущением еще в начале похода. Пришлось бросить большую часть обоза, часть артиллерии, целые эскадроны должны были спешиться, так как конский падеж все усиливался.
Партизаны и казаки все смелее и смелее нападали на арьергард и на отстающих. Выходя из Москвы, Наполеон имел около 100 тысяч человек, выходя 14 ноября из Смоленска, он имел армию всего в 36 тысяч в строю и несколько тысяч отставших и постепенно подходивших. Теперь он сделал то, на что не решился, выходя из Москвы: он велел сжечь все повозки и экипажи, чтобы была возможность тащить пушки. 16 ноября под Красным русские напали на корпус Евгения Богарне, и французы понесли большие потери. На другой день сражение возобновилось. Французы были отброшены, потеряв за два дня около 14 тысяч человек, из которых около 5 тысяч убитыми и ранеными, остальные сдались в плен. Но этим бои под Красным не кончились. Ней, отрезанный от остальной армии, после страшных потерь — из 7 тысяч было потеряно четыре — был с остальными тремя прижат к реке почти всей Кутузовской армией. Ночью он переправился через Днепр севернее Красного, причем, так как лед был еще тонок, много людей провалилось и погибло. Ней с несколькими сотнями человек спасся и пришел в Оршу.
Наполеон делал много усилий для поддержания дисциплины, для организации снабжения, но недостаточно заботился о своих сообщениях на минском направлении. Еще в Дубровске он узнал, что польские части, которым он велел в начале похода охранять Могилев и Минск, не исполнили своего задания; генерал Домбровский, получив приказ двигаться к Борисову, не оказал помощи генералу Брониковскому, и Минск 16 ноября был занят Чичаговым. В Минске в руки русских попали огромные склады продовольствия, собранные тут герцогом Бассано (Марэ) по повелению Наполеона и на которые Наполеон рассчитывал. Начиналась оттепель.
Положение стало совсем отчаянным. С севера, с Двины, к Березине, через которую должен был перейти Наполеон, приближался Витгенштейн; маршалы Удино и Виктор не могли его задержать. С юга шел Чичагов, направлявшийся к Борисову на Березине. 22 ноября Чичагов вошел в Борисов, вытеснив оттуда Домбровского.
Наполеон побледнел, когда ему доложили об этом. Отряды Платова и Ермолова — авангардные части Кутузова — были уже в двух, если не в одном переходе от французов. Грозили окружение и капитуляция. Наполеон немедленно приказал искать другого места, где можно было бы навести мосты.
В Борисове был постоянный мост, и когда в императорском штабе узнали о потере этой переправы, то самые мужественные растерялись. Наполеон очень быстро овладел собой. После доклада генерала Корбино он решил переправиться у Студянки, севернее Борисова, где польскими уланами был найден брод. В этом месте река Березина не имеет и 25 метров в ширину, но берега ее по обе стороны покрыты на большом пространстве илистой грязью, так что в общем нужно было строить мост почти в три раза длиннее, чем ширина реки. Наполеон искусным маневром обманул Чичагова. Он сделал вид, будто все-таки хочет переправиться у Борисова. Маршал Удино 23 ноября разбил и отбросил к Борисову начальника чичаговского авангарда графа Палена и, преследуя Палена, вынудил Чичагова очистить только что занятый Борисов. Но Чичагов оставался вблизи, а с севера спешил Витгенштейн. Переправляться здесь Наполеон не хотел и не мог. Целым рядом маневров ему удалось внушить Чичагову мысль, что переправа состоится в Борисове или ниже Борисова, а сам Наполеон уже 26 ноября на рассвете был у Студянки. Сейчас же французские саперы, работая по пояс в воде, посреди плавающих льдин, стали наводить два понтонных моста, и уже вскоре после полудня началась переправа корпуса Удино. Переправа происходила 26 и 27 ноября. Русские на правом берегу пытались недалеко от места переправы атаковать переправившиеся уже части, но французские гвардейские кирасиры произвели контратаку и отбросили генерала Чаплица. Витгенштейн запоздал к месту боя, Чичагов оказался обманутым Наполеоном, и остатки французской армии спаслись от плена. Военный русский историк, генерал Апухтин, говорит: «Трудно винить Чичагова и Витгенштейна, заведомо ничтожных полководцев, в том, что у них не хватило мужества вступить в единоборство с Наполеоном».
Переправа происходила в порядке, и почти вся французская армия успела перейти благополучно, как вдруг к мостам бросилось около 14 тысяч отставших солдат, преследуемых казаками. Эта масса в панике кинулась, не слушая команды, на мосты, и последняя регулярная часть корпуса маршала Виктора, еще не успевшая перейти, оружием отбрасывала эту толпу. Уведомленный казаками о переправе у Студянки, Кутузов сейчас же известил Чичагова. В это время один из мостов, по которому шла артиллерия, подломился, и когда его наскоро починили, подломился снова. Если бы Чичагов подоспел, катастрофа была бы окончательной. Но он умышленно или неумышленно опоздал, и Наполеон с остатком армии вышел на правый берег. Большая часть отставших (около 10 тысяч из 14), которую регулярный корпус Виктора не пустил на мосты, осталась на берету и была отчасти изрублена казаками, отчасти взята в плен. Наполеон после переправы сейчас же велел сжечь мосты; если бы не это, то все отставшие могли бы тоже успеть спастись, но военная необходимость повелевала лишить русских переправы, а гибель 10 тысяч человек, отставших и не успевших перейти по мостам, императора не остановила. Он считал нужными людьми только тех, которые оставались в рядах, а ушедший из рядов, все равно по какой причине по болезни или из-за отмороженной руки, или ноги, — переставал в его глазах быть равноценным бойцу, и что с ним дальше случится, не очень занимало императора. Наполеон заботился о больных и раненых только там, где эта забота не могла победить боеспособным солдатам. В данном случае сжечь мосты требовалось как можно скорее, он их и сжег без малейшего колебания.
