265
Вяч. Иванов писал о Н.С. Гумилёве: «…Он поэт несомненный и своеобразный. Конечно, — романтик и упивающийся экзотикой, но романтизм его не заемный, а подлинный, им пережитый. Дважды, с очень тощими средствами и без достаточного знания языков, ездил он в Абиссинию, охотился на африканских зверей, обошел и объездил Абиссинию всю вокруг» (цит. по: Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 407). О.Н. Гильдебрандт вспоминала: «Мы с Гумилёвым ходили как-то в Этнографический музей (на Васильевском острове), где были его абиссинские трофеи. Дома у него уже ничего не было!» (цит. по: Николай Гумилев. Исследования и материалы… С. 450). Речь о Музее антропологии и этнографии Академии наук, куда поэт передал в 1913 г. свои трофеи, привезенные из Африки. Не исключено, что у О. Ваксель и Гумилева как у собеседников могла быть общая тема «капитанов», которой поэт посвятил одноименное стихотворение 1909 г. из сборника «Жемчуга». Мотив «открывателей новых земель» — в первых же строках его: «На полярных морях и на южных, / По изгибам зеленых зыбей, / Меж базальтовых скал и жемчужных / Шелестят паруса кораблей» (см. также примеч. 37–39). «Он был мечтателен и отважен — капитан призрачного корабля с облачными парусами», — писал о поэте А.Н. Толстой (цит. по: Толстой А. Дуэль // Совершенно секретно. 1982. 1. С. 23).
Летом 1921 г. О. Ваксель оставила занятия у Гумилёва в связи с замужеством. После смерти отца А.А. Смольевскому пришлось вместе с женой разбирать его бумаги. «Сохранились составленные им списки его знаменитых знакомых с примечаниями вроде: “Ахматова Анна Андреевна. Был знаком с ее мужем Н.С. Гумилёвым” (из воспоминаний мамы и бабушки я знал, что они друг друга терпеть не могли). Или: “Глазунов, Александр Константинович. Во время антракта, в фойе Филармонии имел удовольствие угощать его папиросами” (один наш знакомый по этому поводу острил, что Арсений Федорович “дал Глазунову прикурить”)» (Восп. А. С. Л. 6.).
Эта фраза вновь подтверждает добровольный выбор О. Ваксель (см. примеч. 248). «Поскольку мамины воспоминания были написаны для Христиана (и по большей части надиктованы ему), — считал А.А. Смольевский, — в них ничего не говорится, напр[имер], о том, как ее отговаривали от раннего замужества бабушкины друзья и как она сама рыдала и говорила, что она не в силах справиться с собой, что такова ее судьба». Письма 1921 г. словно хранят следы попыток О. Ваксель определить отношения с супругом. Он для нее то «мой милый мальчик», то «дорогой мой муж» (МА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 212).
Далматов Александр Дмитриевич — штабс-ротмистр офицерской кавалерийской школы. Был женат на Елизавете Ивановне Дерновой — дочери домовладельца, которому принадлежал дом № 35/1 на углу улиц Таврической и Тверской (см. примеч. 252). «В послереволюционные годы Далматов стал приватно заниматься кондитерским делом, и ему, как раз, и был заказан торт на свадьбу Лютика… с моим отцом…» (Восп. А. С. Л. 44) Работал фотографом, был оператором фильма «200-летие Академии наук» (1925) и совместно с А.Н. Москвиным историко-революционной кинокартины «Девятое января» (1925, режиссер В.К. Висковский; см. примеч. 306).
А.Ф. Смольевский проживал в угловой квартире верхнего этажа на ул. Боровой, 19 (см. примеч. 278). Вспоминая о вещах, оставленных после смерти отца, А.А. Смольевский невольно связывал их с характеристикой владельца: «Среди бумаг Арсения Федоровича обнаружилось несколько рукописных листочков со стихами Лютика и несколько ее фотографий и кинокадров, ранее мне неизвестных, прядь ее волос, лоскутки материй от ее платьев, вуалетка.
На старой же квартире Арсения Федоровича погибло несколько прекрасных акварелей, в том числе два рисунка Врубеля, не отмеченных, как я выяснил, ни в каких каталогах: «Юноша в кольчуге» и «Замок царицы Тамары ночью». Эта последняя акварель произвела на меня в детстве особенное впечатление, и я хорошо запомнил ее. Мне жаль и его ампирного дивана с бронзовыми египетскими масками, книжный шкаф со стеклянными дверцами. Правда, в ящиках Николаевского бюро, которые мы разбирали после его смерти, оказались неплохие старые гравюры и даже рисунок античных руин, сделанный Баженовым (?), который ему подарил его знакомый архитектор Бровцев. Мне было жаль и нескольких Волошинских пейзажей (см. примеч. 311), которые он продал кому-то из своих приятелей» (Восп. А. С. Л. 12–13). Баженов Василий Иванович (1737/38-1799) — архитектор, теоретик архитектуры. Автор неосуществленного проекта Большого Кремля в Москве, проектов зданий и сооружений подмосковной усадьбы Царицыно, дома Пашкова в Москве. Перевел 100 томов сочинений Витрувия об архитектуре. Вице-президент Императорской академии художеств (ИАХ, 1799), член Римской академии Св. Луки, Флорентийской и Болонской академий художеств. Об архитекторе Б. Бровцеве сведений не обнаружено. Известен архитектор и график Бровцев Сергей Ефимович (1898-19?). Учился в Институте гражданских инженеров у Л.Н. Бенуа (1916–1924; с 1930 г. — Ленинградский инженерно-строительный институт, ЛИСИ). Работал над архитектурной планировкой городов Мончегорска, Иркутска и других городов, преподавал в ЛИСИ (1932–1935, 1957–1959).
Паёк — от слова пай — часть, доля. Выдача жалованья продуктами или мануфактурой.
Собаки долгие годы занимали определенное место в доме и в семье, поэтому упоминания о них появляются то в воспоминаниях, то в стихах О. Ваксель («У нас есть растения и собаки..»). Их образы находим в рисунках В.М. Баруздиной, изобразившей интерьеры квартиры Ю.Ф. Львовой в альбоме «День буржуя» (см. примеч. 251). В детских воспоминаниях А.А. Смольевского также присутствуют собаки. «Помню, как мы с мамой приходим в гости к отцу, на Боровую; я вижу у него рыжую собаку добермана — такую, как бабушкина Зазнобка, но только старую, слепнущую. Мне объясняют, что это — Зазнобкина мама, и её зовут “Зорька”. (Позднее, когда я уже начинаю читать мамины стихи, я дважды встречаю в них это имя…)» (Восп. А. С. Л. 1; см. также примеч. 294).
Путейский институт — Институт корпуса инженеров путей сообщения, основан в 1809 г. С 1930 г. — Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Ныне Петербургский государственный университет инженеров путей сообщения.
А.А. Смольевский вспоминал, что его отец «писал автобиографический роман под названием “Последние”, рыхлый и желчный, что-то около двух тысяч страниц на машинке. У меня не хватило терпения прочесть рукопись романа. Отыскав место, где говорится о Лютике (она переименована в Розочку) и бабушке Юлии Федоровне (переименована в Юнию Федотовну), я попробовал было читать, но, через несколько страниц не выдержал и бросил» (Восп. А.С. Л. 5–6). Сохранившееся письмо отца А.А. Смольевского написано аккуратным почерком с подчеркиванием отдельных мест (МА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 214).