Около 17 мая Генрих разделил свое войско на четыре армии. Одну он поставил под командование Ричарда, другую – Джона, третью – Вильяма Мандевиля и четвертую – своего канцлера и внебрачного сына Джефри. Ричард и Джон поспешили в Шатору, чтобы отразить нападение Филиппа на Берри. Как и предвидел Ричард, французский король нанес свой первый удар по этой провинции и осадил город Берри. Ричард и Джон послали гонцов к отцу, и он с огромным войском пришел к ним на помощь. Филипп отказался от осады города и приготовился к открытой войне. Это был исключительный случай, ибо в Средние века война состояла в основном из осад и отдельных стычек.
Пока обе армии стояли друг напротив друга, к Ричарду приехал его кузен, граф Филипп Фландрский, и напомнил ему о том, что все земли, которые он надеется получить после смерти отца, за исключением Англии, находятся во владении его сюзерена Филиппа, с которым он готовится вступить в битву.
«Милорд граф, – сказал Филипп, – мне и многим другим кажется, что ты совершаешь большую глупость и не прислушиваешься к добрым советам, придя сюда во главе армии, чтобы сразиться с твоим господином, королем Франции, от которого ты получил много подарков и надеешься получить еще больше. Как и почему он будет считать тебя своим другом и почему он должен будет одаривать тебя милостями, которых ты станешь от него ждать? Не надо презирать его из-за того, что он слишком молод. Он молод годами, но стар своей мудростью, упорен и настойчив в своих делах, никогда не забывает зла и всегда помнит об оказанных ему услугах. Поверь же тем, кто опытнее тебя. Я когда-то воевал с ним и затратил на это уйму денег, а теперь я об этом жалею. Как было бы чудесно и выгодно для тебя, если бы ты пользовался доброй волей и милостью своего господина!»
Ричард, прекрасно все это понимая, ответил так: «Если бы мне, как и полагается, была дарована милость моего господина, я бы пешком дошел до самого Иерусалима!»
«Тебе не надо идти туда пешком, – ответил граф Филипп. – Король Франции рядом, и тебе не надо ходить к нему, пешком или как-нибудь еще. Явись к нему в своих доспехах, верхом на коне с красивой попоной, и ты без труда завоюешь милость своего господина, ибо того желает Господь!»
Ричард прошел сквозь ряды французской армии, побеседовал наедине с королем Филиппом и вернулся к своим рыцарям. Не зная, каковы были результаты этой встречи, Генрих, «подозревая не мир, а предательство», пригласил к себе нескольких представителей французской знати. Дела его шли плохо, и он это знал. Никто уже не верил его обещаниям, которые он никогда не выполнял, и он хорошо понимал, что сам поставил себя в такое положение, когда война, самая настоящая, а не простая стычка на границе или легкая осада, стала совершенно неизбежной. Он не являлся талантливым полководцем, и его главной целью было любыми средствами избегать боя. Теперь он искал способ выпутаться из сложившейся ситуации и решил прибегнуть к уловке, на которую в свое время попался отец Филиппа.
Когда к нему явились архиепископ Реймсский, граф Теобальд Блуаский, граф Фландрский, граф Роберт де Дрё и несколько других аристократов, он сказал: «Мои господа, друзья и родственники! Признаюсь вам, что я грешник и до нынешнего дня вел жизнь, дурную во многих отношениях. Но теперь я решил исправить свою жизнь и свои ошибки и, пока у меня еще есть время, хочу помириться с Богом. У меня есть деньги и люди, и я отправлюсь воевать против язычников, если это придется по душе моему господину, королю Франции. Поэтому я прошу вас убедить моего господина от моего имени даровать мне два года перемирия. Если же он мне его не даст, то, вне всякого сомнения, Бог спросит его, почему он отказался помочь мне спасти свою душу. И вам тоже придется держать перед ним ответ, если вы не передадите мою просьбу королю».
И при мысли о том, до какого унижения он дошел, король разразился слезами.
Когда графы передали слова Генриха Филиппу, тот громко рассмеялся и спросил: «И вы ему поверили?» Приняв крест, Генрих уже столько раз обещал отправиться в Иерусалим, так что Филипп воспринял его новое обещание как глупую шутку. Неужели эти люди не понимают, что он опять решил всех одурачить?
Графы признались, что в искренность Генриха не верят, но им очень хотелось предотвратить войну, от которой никому не будет добра. «Он умолял нас передать тебе свою просьбу, и мы советуем тебе сделать так, как он просит, – ответили они, и Филипп согласился.
Однако когда они возвратились к английскому королю, то обнаружили, что он уже изменил свое намерение. Генрих начал понимать, что Филиппа, в отличие от его отца, короля Людовика, нельзя будет бесконечно водить за нос пустыми обещаниями. И если Филипп дарует ему перемирие при условии, что он отправится в Крестовый поход, то можно быть уверенным, что он не успокоится до тех пор, пока не заставит Генриха выполнить свое обещание. А отправиться в Святую землю для английского монарха было все равно что отказаться от своей короны. И он сообщил послам, что не хочет больше заключать перемирие, о котором он только что просил Филиппа. С большим сожалением они сообщили об этом королю Франции, который обрадовался, что Генрих отказался, – он жаждал битвы, а это говорило о том, что он не сомневался в своей победе. И на следующий день, рано утром, он выстроил свои полки в боевом порядке.
Узнав об этом, Генрих пришел в отчаяние; его охватил ужас при мысли о том, что решающая битва, которой ему удавалось избегать более тридцати лет, стала неизбежной. И тогда он вызвал к себе Ричарда. «Что нам делать? – спросил он. – Что ты мне посоветуешь?»
«Какой же я могу дать тебе совет, если вчера ты отказался от перемирия, о котором просил и которое было тебе даровано? Теперь мы уже не можем просить о перемирии, не рискуя навлечь на себя несмываемый позор!»
Но, увидев, что отец совсем растерялся, Ричард смирил свою гордость и сказал: «Хотя это и постыдное дело, милорд отец, я пойду к нашему повелителю королю, если ты этого хочешь, и попытаюсь убедить его даровать нам перемирие, о котором ты просил вчера».
Зажав в кулак самолюбие и гордость, Ричард пересек линии французской армии, отдал Филиппу свой меч, встал перед ним на колени и смиренно попросил о перемирии. Он обещал, что если его отец каким-нибудь образом его нарушит, то он сам явится в Париж и предстанет перед судом Филиппа. Посовещавшись со своей знатью, король Франции с большой неохотой пообещал Ричарду заключить перемирие. Обе армии, радуясь, вернулись к себе домой. Филипп увез с собой в Париж герцога Аквитанского, якобы для того, чтобы продемонстрировать всем согласие, воцарившееся между ними, но, скорее всего, для того, чтобы держать его в качестве заложника[436].
