Теперь предстоял важный вопрос: донцы просили государя принять под свою власть Азов. Но принять его значило отважиться на войну с турками и татарами. В случае успеха выгоды от этой войны были бы очень велики. Можно было бы оградить южные области государства от татарских набегов; можно было бы и возобновить предприятие овладеть Крымом, некогда начатое при Грозном по внушению Вишневецкого и не доведенное до конца.
В январе 1642 года опять созвали собор. Члены его были выбраны из «лучших, середних и молодших» людей всех чинов, «добрых и умных, с кем о том деле говорить можно». Собор собрался в Столовой избе. Думный дьяк Лихачев изложил дело об Азове, известил, что идет в Москву посол турецкий и нужно дать ему ответ; наконец задал собору такие вопросы: «Воевать ли с султаном или мириться и отдать Азов? Если воевать, то война протянется не один год: нужны будут деньги и люди не один год. Где их взять?» Эти вопросы были записаны и розданы выборным людям, и они должны были отвечать письменно.
Бракосочетание царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной Стрешневой. Миниатюра из рукописи «Описание в лицах торжества, происходившего в 1626 году февраля 5…».
Первые розы в России посажены при царе Михаиле Федоровиче.
Духовные отвечали, что ратное дело подлежит рассмотрению царя, бояр и думных людей; их же дело Бога молить, а помогать будут по мере сил, если настанет война.
Стольники отвечали, что государь волен разрывать или не разрывать мир с турками, но их мысль, чтобы государь велел донцам быть в Азове и дать им в прибавку ратных людей из охочих и вольных людей, а запасы и деньги следует взять там, где царь укажет.
Московские дворяне отвечали то же, что и стольники, и советовали только взять охочих людей из украинных городов, так как последним этого рода служба за обычай.
Дворяне и дети боярские северных уездов (Суздаля, Юрьева-Польского, Переяславля-Залесского, Белой, Костромы, Смоленска, Галича, Арзамаса, Великого Новгорода, Ржева, Зубцова, Торопца, Ростова, Пошехонья, Нового Торга, Гороховца) между прочим указывали на бояр и ближних людей, наделенных поместьями и вотчинами, и разразились обличительными замечаниями насчет дьяков, церковных властей и богатых дворян их же братии, указывая на их богатство как на источник доходов для ведения славной войны. Они советовали набрать стрельцов и солдат во всем государстве из охочих людей, но только не из крепостных и старинных холопей, принадлежавших им, дворянам. В заключение они советовали взять для такого важного дела лежачую домовую казну у патриарха, митрополитов, архиереев и монастырей и обложить всех торговых и промышленных людей, смотря по их состоянию. «Вели, государь, – прибавляли они, – счесть по приходным книгам всех приказных государевых и людей, дьяков, подьячих и таможенных голов в Москве и в городах, чтобы твоя государева казна без ведомости у тебя не терялась; а деньги на жалованье ратным людям вели собирать гостям и земским людям. Вели, государь, быть на службе против нечестивых басурман всем тем, которые сидят в городах на воеводствах и у приказных дел: чтобы вся твоя государева земля была готова против нашествия нечестивых басурман. Вот наша, холопей твоих, мысль и сказка».
Царица Евдокия. Рисунок XVII в.
Дворяне южных городов (Мещеры, Коломны, Рязани, Тулы, Каширы, Алексина, Тарусы, Серпухова, Калуги, Белева, Козельска, Лихвина, Серпейска, Мещовска, Воротынска, Медыни, Малоярославца, Боровска, Болхова, Мценска, Ряжска, Карачева) подали сказку почти в том же духе, как и предыдущая, но советовали брать подати на войну не по писцовым книгам, а по количеству крестьянских дворов: у кого из служащих более пятидесяти крестьян – с тех брать деньги и запасы, а кто имеет пятьдесят крестьян – тот сам должен идти. Что касается их самих, то они выразились так: «Мы, холопи твои, пуще, чем от туркских и крымских басурманов, разорены от московской волокиты, неправд и неправедных судов…» За всем тем эти дворяне находили, что Азов нужно непременно взять и стоять за него крепко, потому что ногаи, кочующие недалеко от Азова, будут служить тому, за кем будет Азов.
Служилые люди стояли за войну; но сказка гостей и торговых людей не выражала этого желания.
Наконец последовал ответ людей низшего чина: черных сотен и слобод, сотских и старост от имени всех тяглых людей. И они предоставляли государю судить о военном деле, как ему Бог известит, но описывали свое плачевное положение в таком виде: «Мы, сироты твои, тяглые людишки, по грехам своим оскудели и обнищали от великих пожаров, от пятинных денег, от поставки даточных людей, от подвод, что мы, сироты твои, давали тебе, государю, в смоленскую службу, от поворотных денег, от городового земляного дела, от великих государевых податей и от разных служб в целовальниках, которые мы служим в Москве вместе с гостями, и кроме гостей. Всякий год с нас, сирот твоих, берут в государевы приказы по ста сорока пяти человек в целовальники, да с нас же берут человек семьдесят пять ярыжных, да извозчиков с лошадьми стоять без съезда беспрестанно на земском дворе для пожарного случая, а мы платим тем целовальникам, ярыжным и извозчикам каждый месяц подможные кормовые деньги. И от великой бедности многие тяглые людишки из сотен и слобод разбрелись розно и покидали свои дворишки».
Здесь как нельзя резче выразились различие и противоположность между интересами и взглядами двух частей, на которые в государственном отношении разбивался русский народ – служилых и неслужилых, или «государевых холопей» и «государевых сирот», как они титуловались. Первые были за войну и сознавали важность ее для государственных целей; вторые, не высказываясь явно против войны, представили только скудость средств для ее ведения. Но в последних была вся сила народного голоса. Правительству после этого собора не оставалось ничего, как только поспешить помириться с турками.
Еще с конца 1644 года государь из-за болезни не выходил из своих покоев. В апреле следующего года его болезнь усилилась. Иностранные доктора находили, что недуг, постигший царя, произошел от долгого сидения, от холодного питья и меланхолии, «сиречь кручины». По описываемым приметам, царь поражен был водяной. 12 июня 1645 года он скончался.
Ближайшим к нему лицом перед смертью был боярин Морозов, дядька наследника престола. Благословляя сына на царство, царь поручил своего юного преемника отеческой опеке этого боярина.
