своему презренному предку Птолемею IV, имя которого — Филопатор — он носил, царь предавался религиозным оргиям. Умение играть на флейте не мешает серьезным интересам, вспомним хотя бы Фридриха Великого, но у Птолемея XI, кажется, напрочь отсутствовали серьезные интересы, а регулярная игра на флейте в древности справедливо считалась позорным занятием для царя. Великие римляне, принимавшие взятки от этого субъекта, презирали его, так же как современные европейцы презирают распущенного и расточительного восточного владыку, чьи деньги они с удовольствием тратят.
В Риме в умах членов республиканской партии витала идея аннексировать Египет: она отразилась, в частности, в сделанном в 65 году до н. э. предложении цензора Красса, в аграрном законе, выдвинутом трибуном Руллом в декабре 64 года до н. э., против которого Цицерон, бывший тогда консулом, выступил в 63 году до н. э. с речью, сохранившейся до наших дней. Партия аристократов сопротивлялась всем мерам, которые могли бы отдать египетские богатства в руки их противников, и делалось это вовсе не из-за заботы о свободе Египта. Именно тогда Помпей сокрушал Митридата и Тиграна, завоевывая для Рима понтийские владения в Малой Азии и прежние владения династии Селевка в Сирии, большую часть которых Тигран на несколько лет присоединил к своему царству. В 64 году до н. э. Помпей сделал Сирию римской провинцией. Царица Селена к тому времени уже умерла. В 69 году до н. э. Тигран, в чьи руки она попала, предал ее смерти в Селевкии-на-Евфрате — так закончилась законная ветвь династии Птолемеев, если только не считать, что она продолжилась в селевкидских царевичах, сыновьях и внуках Селены и Трифены.
Птолемей Авлет отправил на помощь Помпею войско из восьми тысяч всадников, чтобы Рим подчинил себе Палестину. Александрийцы, еще помнившие время, когда Палестина была владением Птолемеев, выказали неудовольствие, опасное для их недостойного царя. Если восстание не разразилось сразу же, то, вероятно, только из страха спровоцировать Рим на аннексию Египта. Диодор Сицилийский, который посетил Египет около 60 года до н. э., замечает, что приезжих из Италии принимали с преувеличенным вниманием, так как постоянно боялись, что любой «инцидент» (как мы сказали бы сейчас) может вызвать войну с Римом [687]. Однако, несмотря на этот страх, Диодор стал свидетелем одного происшествия. Он увидел, как толпа расправилась с римлянином, который убил кошку, — религиозный пыл туземных египтян возобладал над всеми остальными соображениями.
Диодор рассказывает, что во время его визита население Александрии, согласно официальной переписи, насчитывало более 300 тысяч свободных граждан и что ежегодный доход царя от египетских владений составлял больше 6 тысяч талантов [688].
Трудно сказать, насколько далеко Диодор заходил в своих исследованиях. Как он признается сам, он повторяет то, что узнал у жрецов о древних фараонах и религии Египта. И несколько фактов, которые он отмечает, действительно кажутся его собственными наблюдениями: например, что во времена Диодора жрецы, присматривавшие за священными животными, тратили по 100 талантов на их погребение, что вдоль берегов расставляли силки, куда по ночам падали куропатки, что в разгар лета из-за разлива страна становилась похожей на архипелаг, где городки и деревни поднимались над водой, как острова, что египтяне пользовались сакиями (как их современники) для орошения полей — изобретением грека Архимеда [689], как утверждает Диодор. Но большая часть его рассказа переписана из более ранних сочинений: описание ужасов, происходивших на нубийских золотых рудниках, — из труда Агафархида, остальное в основном из работы Гекатея Абдерского. «Даже его утверждения о пирамидах довольно подозрительны. Он описывает надписи на пирамидах и другие детали, которые нельзя проверить, и, таким образом, является очередным примером весьма предосудительной манеры греческих историков, которые, как правило, передавали информацию, полученную из вторых рук, как если бы они наблюдали это собственными глазами» (М.). Сэр. Ф. Питри указывает, что египетская монархия, как ее описывает Диодор (вслед за Гекатеем), вероятно, представляет собой историческую систему в том виде, в каком она оставалась до последних династий фараонов, причем власть Птолемеев рассматривалась как временная узурпация.
В 59 году до н. э. одним из консулов был Юлий Цезарь, вождь республиканской партии. Считается, что присоединение Египта к Риму входило в его политическую программу. Однако Птолемею удалось, заплатив огромную сумму в 6 тысяч талантов [690], купить поддержку Цезаря. Несмотря на сопротивление аристократов, Цезарь провел закон, по которому Птолемей Авлет наконец был признан царем Египта и, согласно новому договору, «союзником и другом римского народа» [691]. Однако в договоре ничего не говорилось о Кипре, где с 80 года до н. э. правил другой Птолемей, брат Авлета. В 58 году до н. э. трибун Клодий, сторонник Цезаря, провел закон, по которому Кипр становился римской провинцией, и Марку Катону было поручено отправиться на остров и принудить царя передать свое государство Риму. Единственное обвинение против правителя Кипра, которое смог найти Рим для оправдания этого самовольного акта грабежа, состояло в том, что кипрский царь был очень богат, но недостаточно щедро распоряжался своими богатствами. В обмен на царство Катон предложил царю назначить его властью Рима верховным жрецом храма Афродиты в Пафосе. Но Птолемей Кипрский предпочел совершить самоубийство. Его сокровища — доспехи, мебель, ювелирные украшения, ткани — честный римский стоик добросовестно доставил в Рим. Потеряв Кирену и Кипр, незаконнорожденный Птолемей остался владыкой одного только Египта.
Потеря Кипра навлекла народную ярость на голову Авлета, который и пальцем не пошевелил, чтобы спасти брата. Сумма, потраченная на подкуп, была настолько велика, что Египту грозило увеличение налогового бремени и снижение стоимости металлических денег. В 58 году до н. э. Авлет отправился в Рим с жалобой на александрийцев, которые были на грани восстания, и мольбой оказать ему поддержку римскими военными силами. Именно в этот исторический момент Катон, в котором грубость циника сочеталась с жестокостью римлянина, намеренно принял царя Египта, сидя на стульчаке и опорожняя кишечник. Римский военачальник в те дни мог безнаказанно нанести любое оскорбление левантийскому правителю вроде Авлета.
Любопытно, что Авлет оставил свою семью в Египте [692]. Неясно, была ли еще жива его жена Клеопатра Трифена, а также являлась ли та Клеопатра Трифена, которую александрийцы, по словам Порфирия, признали соправительницей вместе с Береникой (IV), дочерью Авлета, после его отъезда, супругой Авлета или, как утверждает Порфирий, его старшей дочерью, полной тезкой своей матери. Так или иначе, Клеопатра Трифена, соправительница Береники, умерла через год и оставила юную Беренику единоличной царицей в Александрии [693]. В надписи в Эдфу говорится, что строительство великого храма, которое вели столько царей из династии Птолемеев с 237 года до н. э., наконец-то было окончено
