Через тридцать пять минут после окончания игры у меня уже был поезд, поэтому я спешно обходил команды с какими-то комментариями. Взволнованный Сергей Сербун, руководитель новой лиги, меня встретил за кулисами:
— Валера, Александр Александрович сказал найти тебя.
— Хорошо, сейчас зайду к нему.
Когда я зашел в его гримерку, меня встретил шквал ругани. Он просто орал:
— Почему запустили фонограмму раньше? Ты за это поучаешь в «АМиК» зарплату!
После таких слов и такого отношения стало ясно, что вести конструктивный разговор с ним бесполезно. Было ощущение, что по уровню компетентности я разговариваю с трактористом.
— Милый друг! Я получаю в «АМиК» зарплату за то, что работаю с командами, за то, что они так гладко делают все на сцене, в нужном месте и с нужным качеством. За качество, которое зрители воспринимают как должное и привязывают к соответствующей команде. И странно, что ты, милый друг, этого не знаешь. Ты, наверное, думаешь, что они такими приезжают на игры, и это их личное достижение. Или только достижение редакторов. Я получаю недостаточные деньги за полные карманы салфеток, пропитанных кровью, за то, что уже с февраля не говорю, а соплю! — Все это неожиданно для себя я выплюнул в его адрес. Мысленно. Это ведь сын АВ. Нет, все же я не освободился полностью от своих привязанностей. Но чувствую, что уже на выходе. Не сегодня завтра он услышит все-таки эти слова, если не образумится. А он, видимо, победоносно воспринял образовавшуюся паузу, длиной в мой монолог. Она его охладила. Затем я ему спокойно сообщил:
— Это местный звукач косякнул и дал ошибочно отмашку.
— Позови его сюда.
Ну, позвал. И что? Эдик разве сам не понял свою ошибку, работая на всех значимых концертных площадках Беларуси. Спектакль «Кто в доме хозяин» закончился полным удовлетворением автора.
Минск отличался от предыдущих городов, где работала Первая лига, тем, что я решил потратить часть времени не только на индивидуальные работы с командами, но и на мастер-класс со всеми. Поток новых команд воспитывался в условиях сплошных «водопроводов», когда это все считалось новым современным КВН. А смотреть это нельзя было. Пошли команды, где режиссура игнорировалась полностью. Я собирал команды всего игрового дня, чтобы не говорить одно и то же каждой команде. Накануне сел и запланировал вопросы, с которыми приходилось встречаться на играх в Премьер- и Высшей лиге. Компоновал свое выступление прежде всего для того, чтобы это было интересно командам, а затем — полезно для передачи. Никто об этом им раньше не говорил. Действия оказались верными, после этого многие скажут: «Мы и не думали, что все так продумано. И что это система». Времени на общий разговор уходило максимум час-полтора. Но мы касались всего — и работы на сцене, и перемещения в кулисах, и работы с микрофонами, и требований к таперам и технике. Костюмы, реквизит, ширмы — все сопровождалось примерами из прошедших только что съемок на Премьер- и в Высшей лиге. Не мне судить о качестве и результате, но на выходе мы получили совершенно другие команды. Результат был общим, каждый внес свою лепту.
О вопросах обучения в КВН в основном говорят на школе КВН, но чаще всего туда ездят молодые команды, начинающие, и многое из того, что они слышат о вопросах организации, откладывается на потом, а затем забывается. К тому же это все кажется несущественным. Кстати, а почему на школу КВН никогда не зовут меня? С одной стороны, туда ездят редакторы, и они в этом отношении достаточно грамотные. Но я ведь тоже мог бы что-то по делу сказать. Однажды на съемках передачи на фестивале в Сочи мы с Леней впервые стали давать противоречивые указания команде. Дело касалось выхода на сцену: Леня быстро гнал команду на сцену, а я просил их задержаться. Когда команда ушла в кулису, Ленька обратился ко мне:
— Объясни мне, почему так нельзя делать, я на школе КВН их этому учу.
А ситуации совершенно разные. В данном случае команде нельзя было выходить на сцену определенное время, потому что АВ объявлял главного спонсора фестиваля, в команде были яркие персонажи, и они отвлекли бы внимание зрителей от текста АВ.
Много лет назад я сам дал основание считать, что я не могу ничего сказать командам по делу. Это было на фестивале, когда впервые появились семинары. Мишка Марфин, планируя их и подтискивая, кто бы еще мог заполнить время, сказал мне:
— Хочешь, можешь тоже рассказать что-то про режиссерские нюансы, второй план.
Моя ошибка заключалась в том, что я поддался общему настроению эйфории и не готовился к этому, рассчитывая на импровизацию. В то время фестивали были загружены таким количеством досъемок, что меня просто не хватило. К результате получилось все очень бесполезно для команд. Я не смог вытащить на поверхность нужную информацию.
С информацией в собственной голове, вообще, все обстоит очень интересно. Вначале все было как у всех. Но с 1991 года, когда к КВН добавилось собственное производство «Ноу-хау», пришлось адаптироваться. Ведь мы прежде всего собирали и готовили саму информацию. В одну передачу включалось 12–14 разных сообщений, копать и отбирать надо было по принципу воронки. Предварительно именно мне приходилось оценивать разработку, не вникая в ее суть. Затем корреспонденты по моему заданию шли на встречу и «рыли». Их было около десяти, и у каждого — по три-четыре темы. Во-первых, я физически не мог все охватить. Во-вторых, мне нельзя было увлекаться конкретной темой, чтоб не терять объективность, другого ведь человека для отсева у нас не было. Часто такую работу я делал в перерывах на КВН. Перестал запоминать то, что не нужно, из огромного объема текста. Специально годами себя этому учил и тренировал, были в свое время такие «курсы Андреева», помогли. И мне удалось выработать свою манеру. Она спасала в «Ноу-хау», но была непонятна в КВН самим кавээнщикам.
Я никогда не запоминал шутки. Не показывал актеру, как надо говорить, потому что всегда считал, что он должен сказать ее в индивидуальной манере. Чтобы не было клонов. Пришел я к этому, конечно, уже после трех лет такого клонирования в самом начале девяностых. Потом решил все поменять. И поменял. Я всегда объяснял на пальцах, как надо сказать, давал «матрицу», а актер ее заполнял. Даже сегодня я считаю это более верным, за редким исключением. И продолжаю не забивать свою память. Это всегда позволяет иметь свежий взгляд и не вязнуть в деталях. Однажды после какого-то «технического» разговора с Марфиным он мне сказал:
— Интересно, ты знаешь все поверхностно, но зато из разных областей.
И что в этом плохого? Известно, что существуют два типа знаний. Знать по сути и знать, где об этом можно быстро узнать. Второй вариант, с моей точки зрения, лучше. Особенно когда стремительно меняется уровень знаний о предмете. Со времен аспирантуры шеф меня к этому приучал, но освоил я это только на практике и потом придерживался этого способа, оставляя ум для другого и тренируя память на другом.
