Игорь Зимин - Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Осторожность, с которой затрагивается этот вопрос, объяснима. Воспитательные дома хранили вековые традиции благотворительности и призрения под покровительством императорской фамилии. С высоты престола не поступало никаких сигналов, свидетельствовавших о том, что власть хочет расширить функции воспитательных домов или изменить их статус. Поэтому, рассуждая о системе общегосударственного призрения «подкидаемых» детей, автор записки не рассматривает воспитательные дома в качестве основы для ее создания. Следовало «принять два руководящих начала: 1. Децентрализация учреждений призрения путем постепенного открытия приемных заведений в наиболее населенных местах империи, по мере возможности и указаниям опыта и 2. Привлечение к делу общественной и частной благотворительности»[572].

Последнее предложение весьма показательно. Сознавая, что призрение детей с младенческого возраста является общегосударственной задачей, с которой не справлялись воспитательные дома, ведомство учреждений императрицы Марии даже в принципе не рассматривало возможность постановки этой работы за счет казны. Предлагавшийся в записке путь организации призрения детей младенческого возраста и был выбран ведомством императрицы Марии. Но базой для создания такой системы стали не воспитательные дома, а детские приюты. Воспитательные дома оставались единственными в своем роде учреждениями по призрению детей и юношества.

В 80-е гг. XIX столетия подверглась преобразованиям система подготовки педагогических кадров для сельских школ воспитательных домов. Эти педагоги готовились в учительской семинарии в Павловске. В 1883 г. было введено новое положение о семинарии, получившей название «Мариинская учительская семинария принца Петра Георгиевича Ольденбургского». В семинарии обучались примерно сорок человек. Поступить в нее, как и раньше, могли только лучшие выпускники сельских школ. Из наиболее способных ежегодно отбирались двенадцать питомцев в возрасте от 15 до 18 лет. С мая по сентябрь они готовились к экзаменам и в случае их успешной сдачи зачислялись в семинарию 1 сентября. Согласно новому положению, учеба в семинарии продолжалась в течение трех последовательных годичных курсов, начинавшихся в сентябре и заканчивавшихся в июне. В каникулярное время ученики возвращались в деревни для участия в полевых работах.

Семинарская программа предусматривала изучение закона божьего, русского и церковнославянского языков с чтением, арифметики с основами геометрии, отечественной и всеобщей географии и истории России, чистописания, рисования и черчения, самых общих сведений из всеобщей истории. Помимо общеобразовательных предметов изучалась педагогика, которая понималась как «методика элементарных наук», а также «общие сведения из школьной гигиены»[573]. В последнем классе учащиеся проходили педагогическую практику в двухклассном училище при семинарии. Выпускники обязаны были прослужить в учреждениях воспитательного дома не менее шести лет. Со временем они получали возможность повысить свой сословный статус. Те из них, кто «беспорочно» выполнял обязанности учителей в течение двенадцати лет в сельских школах любого ведомства, удостаивались звания личных почетных граждан.

Во второй половине XIX столетия Санкт-Петербургский и Московский воспитательные дома оставались единственными в российской империи учреждениями, обеспечивавшими призрение детей и юношества, начиная с младенческого возраста до совершеннолетия. К тому времени они имели большой опыт такой работы, но был «оплачен» жизнями умерших в домах питомцев.

К началу 1890-х гг. смертность в воспитательных домах существенно сократилась. Они окончательно приняли форму единых учебно-воспитательных комплексов, в состав которых входили собственно дома в столицах и школы в сельских округах. В состав Петербургского воспитательного дома, кроме того, входила Мариинская учительская семинария принца П. Г. Ольденбургского, готовившая кадры для сельских школ. Воспитательные дома вполне могли стать базовой «экспериментальной площадкой» для развития общегосударственной системы призрения детей с младенческого возраста, вопрос о которой был поставлен ведомством императрицы Марии в упомянутой выше записке. Власть, однако, не пожелала расширить или изменить функции воспитательных домов. Поэтому новые преобразования, предпринятые в конце XIX в. были направлены не на расширение, а на совершенствование деятельности воспитательных домов.

Кроме Санкт-Петербургского и московского воспитательных домов, ведомство учреждений императрицы Марии располагало и другими однотипными учебно-воспитательными заведениями. Это были детские приюты, в своей деятельности преследовавшие те же цели, но имевшие иные сроки и формы призрения, другую организационную структуру и порядок управления. Они входили в состав особой управленческой структуры, менявшей названия и полномочия, но неизменно находившейся в системе учреждений императрицы Марии. Традиционно эта управленческая структура именовалась как «ведомство детских приютов».

Финансировались детские приюты так же, как и другие учреждения императрицы Марии, с той разницей, что не имели столь значительных неприкосновенных капиталов, как воспитательные дома и женские институты, а потому в большей степени зависели от текущих благотворительных пожертвований.

Первый детский приют Ведомства императрицы Марии был открыт в 1837 г. в Петербурге при Демидовском доме призрения трудящихся. Дом был основан известным благотворителем и меценатом Анатолием Николаевичем Демидовым, в честь которого и получил название. Это было учреждение для призрения взрослых, но со временем его функции расширились. Приют при Демидовском доме предназначался для призрения детей в дневное время, пока их родители были заняты на работе. Здесь «дети от трех до семилетнего возраста находили ежедневно для себя убежище, пропитание, самый попечительный надзор и первоначальное обучение»[574]. Опыт был признан положительным, и в 1838 г. в Петербурге открылись еще четыре детских приюта. Финансировались они за счет средств, выделенных Демидовским домом, Императорским Человеколюбивым обществом и частных благотворительных пожертвований. Новая форма призрения быстро завоевывала популярность, но создавать детские приюты при Демидовском доме было признано нецелесообразным.