«Милорадович двинулся по тракту к Белостоку, а когда он стал на уровень с нами, то оба отряда, каждый по своему назначению, двинулись вперед: Милорадович — на Пул-туск и Варшаву, а наш отряд на Плоцк. Против Милорадовича и нас были австрийцы; стычек не было, но каждый день уславливались, что они отступят до такой-то местности, а мы подадимся вперед до той-то местности, и поэтому хоть неявно, но уже некоторым образом скрытно они переставали быть союзниками Франции»[1316].
«Цель движения Главной армии из Мереча на Плоцк состояла в угрожении левому крылу князя Шварценберга[1317] и Ренье[1318], расположенных у Модлина, Сироцка и Варшавы, побуждении их перейти за Вислу и отступить к Кракову и Сандомиру. Непосредственные действия против них с фронта возложены были на Милорадовича, составлявшего левое крыло армии»[1319].
15 января. «Сегодня генерал Милорадович осматривал проходившие войска 4-го и 7-го корпусов. Веселый вид солдат, их бодрость и свежесть лиц не показывали, чтоб они перенесли столь много неслыханных трудов, пройдя великое, необъятное пространство от Оки до Вислы в беспрерывных сражениях и победах, среди лютейшей зимы. Седьмой корпус обратил на себя особое внимание. Генерал Паскевич, при громком барабанном бое и веющих знаменах, провел его быстрым и смелым шагом. В остатке этого корпуса виден был тот же жар и дух, с каким истреблял он колонны Нея под Красным»[1320].
«Милорадовичу велено было при сближении с австрийцами побуждать их к отступлению без боя. Для того он должен был соблюдать с ними самые дружественные сношения и при встрече убеждать их, что места, где они находились, назначены для занятия нашими войсками»[1321].
«Генерал Милорадович посылал также к ним с особыми тайными поручениями начальника авангардного штаба полковника Сипягина. Вследствие сих переговоров австрийцы уступили нам всю дорогу до самого местечка Прасниц; и даже большой магазин в сем местечке, сдав оный во всей целости»[1322].
«18 января Милорадович заключил перемирие с князем Шварценбергом, которое обеспечивало австрийцам свободное отступление в Галицию»[1323].
«Милорадович соблюдал права человечества и в то самое время, когда бы нарушение оных было простительно. По пересечении дорог, идущих из Варшавы и Модлина, беспрестанно приносили из передовых постов в квартиру Милорадовича чемоданы с письмами, отправленными по почте. Воинская осторожность требует, чтобы письма все были читаны. Генерал приказал отобрать все письма от дочерей к отцам, от матерей к сыновьям, от жен к мужьям — и по возможности стараться пересылать их. Надобно было иметь сердце Милорадовича, чтобы даже и к неприятелям быть столько снисходительным»[1324].
Душевный порыв вызывает восхищение! Но знать бы, насколько выполнялись подобные приказы ближайшим окружением генерала — письмо Федора Глинки заставляет сомневаться в добросовестности адъютантов: «Много есть писем из разных мест Франции, Италии и Германии… Много в них есть смешного, жалкого. Вообще странно в окрестностях Варшавы узнавать все сокровеннейшие тайны семейств, живущих в Париже, Вене или Касселе. Есть много прекрасных писем. Когда-нибудь я тебе пришлю их кучу»[1325].
«По получаемым известиям, жители Варшавы весьма желают прибытия российских войск. С некоторого времени освобождены будучи от безрассудных мечтаний, они начинают принимать с признательностью кроткое и великодушное с ними обращение наших войск»[1326].
«Милорадович был уже в виду Варшавы. Князь Шварценберг просил его подойти еще ближе, дабы иметь благовидный предлог очистить город. Когда желание было исполнено, он прислал сказать, что сдает Варшаву, но для чести войск своих и избежания всякого нарекания от своих союзников просит не признавать пленными находящихся в Варшаве больных воинских чинов, принадлежавших к разным державам, обращаться с ними человеколюбиво и не наказывать жителей, обнаруживших поступками и речами неприязненное расположение к России. Милорадович отвечал: "Я испрошу у князя Кутузова разрешения на первую статью; что касается до последних двух, то по ним не нужно заключать условий, ибо всему свету известно милосердие императора, всегда служившее основанием поведения русских войск"»[1327].
«Понятовский вздумал прислать к нам адъютанта, будто для пересылки писем к пленным, а в самом деле для узна-ния силы нашего авангарда. Австрийцы намекнули нам о сем из-под руки. Генерал Милорадович приказал тотчас горсть пехоты своей рассыпать по всем деревням, вдоль по дороге лежащим, коннице велено переезжать с места на место, появляться с разных сторон и тем число свое увеличивать. А пушек у нас так много, что их и девать негде было. К счастью, в сей день, как нарочно, заехал к нам генерал Дохтуров, которого корпус неподалеку проходил. Накануне прибыли генерал-лейтенант Марков[1328] и князь Горчаков; последний привел с собою не более 400 человек. Тут же находился и генерал Уваров, командовавший кавалерией авангарда. Адъютант Понятовского, белокурый, высокий, бледный, тонкий молодой человек, в предлинных ботфортах и в прекоротком мундире, прибыл к обеду. За столом сидело до десяти генералов. К крайнему удивлению, видя между ними четырех, которые, имея по три звезды на груди, всегда командовали тремя большими корпусами и сделали имена свои известными, адъютант Понятовского мог думать, что их войска тут же вместе с ними. Войска авангарда, искусно по дороге расставленные, и великое множество пушек утвердило его в этом мнении. И таким-то образом этот тайный посланник Варшавы возвратился с известием, что Милорадович может устремить против нее по крайней мере 30 тысяч штыков: а русские штыки памятны Варшаве!»[1329]
«25 января генерал Милорадович, дабы побудить неприятеля оставить Варшаву, сблизил свои войска к городу, рассылая и обнимая большое пространство кавалерийскими партиями… Искусными маневрами войск он занял город Варшаву 27 числа января, не сделав ни одного выстрела»[1330].
«Все мы в парадных мундирах собрались в небольшом садовом домике, где остановился генерал Милорадович. Тут было человек 12 генералов. Пред крыльцом стоял в строю прекраснейший эскадрон Ахтырского полка: зрители пленялись его картинным видом. Ровно в два часа передовой посланный возвестил скорое прибытие депутатов. Любопытство подвинуло всех к окнам. Сперва показались вершники из Польской народной гвардии, и вдруг богатая карета, восемью английскими лошадьми запряженная, сопровождаемая отрядом сей же гвардии, загремела и остановилась у крыльца. Эскадрон отдал честь. Вслед за первою подъехала такая же другая. Эскадрон повторил приветствие. Префект Варшавы, мэр, подпрефект, два члена духовенства, бургомистр и еще пять или шесть человек в нарядных шитых мундирах, с разноцветными перевязями через плечо, собрались на крыльце. Двери настежь! — И гости вступили в комнату. Между ними находился тот самый старик, который вручал ключи Суворову. Толпа отшатнулась — генерал Милорадович выступил вперед.
