Для Альфреда и Сюнни это означало полную разлуку. Они не могли писать друг другу письма, а о встречах не было и речи. Альфред вспоминает: «До этого у меня был довольно свободный режим, теперь же улучить свободную минуту стало чрезвычайно трудно. Ситуация той осенью резко обострилась».
Положение Германии на всех фронтах, в том числе и в Норвегии, действительно быстро ухудшалось. 18 октября 1944 года советские войска перешли норвежскую границу, в то время как далеко на юге союзники приближались к границам самой Германии. Никто не знал, чем все это кончится, но к январю 1945 года стало очевидно, что немцы в Норвегии долго не задержатся.
После отъезда Альфреда из Баллангена они с Сюнни виделись лишь эпизодически. В конце января немецким войскам в Норвегии было приказано готовиться к эвакуации на юг. «10 или 11 февраля нас привезли в Нарвик и сказали, что мы отплываем в Германию на следующий день в семь часов |утра,- вспоминает Альфред. — Я решил, что должен напоследок повидаться с Сюнни, раздобыл велосипед и поехал в полной темноте по занесенной снегом дороге в Балланген. Добрался я туда поздним вечером».
Альфред осторожно, чтобы никого больше не разбудить, постучал в дверь. В первый и последний раз он провел ночь в комнате Сюнни. «Я должен был уезжать в четыре часа утра, чтобы успеть на корабль. Было темно, Сюнни стояла у ворот, закутанная в толстую шерстяную шаль, и по ее щекам текли слезы. Такой она мне и запомнилась. Больше я ее никогда не видел».
Альфред обещал вернуться после окончания войны, и Сюнни верила ему. Надежда помогала ей пережить этот удар судьбы. Вскоре, однако, ее постигло еще более страшное потрясение, чем разлука с возлюбленным: после их прощального свидания она забеременела. Для семьи Люнгстад это была катастрофа, но хотя Сюнни догадывалась, какие испытания предстоят ей в будущем, она не падала духом. «Она была счастлива, что у нее родится ребенок», - вспоминает ее сестра Оливия.
К Существуют различные, противоречащие друг другу версии дальнейшего развития событий. Альфред Хаасе клялся, что ничего не знал о беременности Сюнни, хотя и предпринимал усилия, чтобы связаться с ней. «Несколько раз я писал ей, но так и не получил ответа. Мои письма не вернулись. Я решил, что она забыла меня». Оливия же считает, что Сюнни и Альфред общались тем или иным способом — после того, как Сюнни узнала о своей беременности, но до того, как Альфред отбыл в Германию. «Он знал, что Сюнни беременна, и просил ее не делать аборт. «Я вернусь», - сказал он ей».
Как бы там ни было, Альфред и Сюнни больше никогда не встречались. Спустя несколько лет родные Сюнни попытались что-нибудь разузнать и пришли к заключению, что корабль Альфреда, скорее всего, был потоплен союзниками вблизи побережья Дании и что сам он наверняка погиб.
После капитуляции немцев в мае 1945 года положение 19-летней Сюнни оказалось незавидным. Она не только совершила страшное преступление, связавшись с немецким солдатом, но еще и носила его ребенка. Страстный роман повлек за собой трагедию.
Сюнни была не одинока в своей беде. Не менее 10 тысяч детей родились в результате связей между норвежскими девушками и немецкими солдатами. Таких девушек называли «tyskertos» («любовница нем¬ца»), а их детей — «tyskerunge» («немецкий ребенок»).
Ненависть ко всему, что имело отношение к оккупации, была столь велика, что в официальных отчетах в 1945 году вполне серьезно утверждалось, будто отпрыски немецких солдат непременно вырастут предателями из-за наличия у них «нацистских генов». Поскольку личность отца будущего ребенка Сюнни не была тайной для обитателей Баллангена, ее жизнь превратилась в настоящий кошмар. Где бы она ни появилась, всюду на нее сыпались злобные насмешки и оскорбления. Тем не менее она стойко переносила выпавшие на ее долю испытания.
15 ноября 1945 года у Сюнни родилась дочь. Местная повитуха была в тот момент больна, а другая не поспела вовремя, поэтому роды пришлось принимать матери и сестрам Сюнни. Девочка получила имя Анни-Фрид Сюнни Люнгстад.
После рождения ребенка жизнь Сюнни не стала легче. Теперь всеобщая ненависть распространилась и на ее «tyskerunge». Люди даже избегали общения с ее родными.
Сюнни не знала, что ей делать. «Может быть, со временем все наладится?» — надеялась она. Но ее мать, хорошо знавшая нравы своих соседей, понимала, что это надолго. Она полагала, что самый лучший выхода увезти ребенка из страны.
После долгих раздумий и душевных терзаний было решено, что Сюнни останется в Баллангене и попытается устроить свою жизнь. Агню же собрала чемодан с пожитками, взяла внучку и перебралась в Швецию. Ее одолевали многочисленные сомнения и тревоги. Она всю жизнь без устали трудилась, вырастила шестерых детей, но хватит ли у нее сил поднять на ноги маленькую девочку в ее 48 лет? Сможет ли она свести концы с концами, работая портнихой? И как быть с языком? Хотя шведский и норвежский — близкие языки, все же различия между ними достаточно велики, чтобы осложнить жизнь немолодой женщины, пытающейся обосноваться в чужой стране. Но, несмотря ни на что, главным для нее оставалось благополучие Анни-Фрид.
Время доказало ее правоту. Большинство из 10 тысяч норвежских детей немецких солдат жили изгоями на протяжении нескольких десятилетий. Душевная травма, полученная ими в детстве, отразилась на всей их последующей жизни. Только в последние годы положение исправилось.»»»»»
Хотя какие бы то ни было записи, подтверждающие это, не сохранились, Агню и Анни-Фрид приехали в Швецию, вероятнее всего, весной 1947 года, когда девочке было около полутора лет от роду. Известно, что они провели некоторое время в области Херъедален на севере Швеции, недалеко от норвежской границы. Агню бралась за любую работу, какую только могла найти.
Тем временем Сюнни продолжала бороться за существование в Баллангене. У нее болела душа из-за того, что до сих пор не было весточки от Альфреда, а теперь к тому же она была лишена возможности подержать на руках дочь, которую ненавидели все вокруг и которую она так сильно любила. Ее материнский инстинкт оказался слишком сильным. Потеряв отца Анни-Фрид, она не смогла перенести разлуки еще и с ней. Ее одолевала тоска, и она решила уехать к матери и дочери в Херъедален.
Первые официальные записи об их пребывании в Швеции появились лишь в конце лета 1947 года, когда они переехали на юг страны, да и то в них упоминаются только Агню и Сюнни, а какие-либо сведения об Анни-Фрид отсутствуют. Официально она получила статус иммигрантки восемь месяцев спустя.
18 августа 1947 года Агню, Сюнни и Анни-Фрид поселились в маленьком городке Мальмчепинг, расположенном в 45 милях к западу от Стокгольма. Сюнни нашла работу в кафе, называвшемся «Konditori Continental». Теперь будущее представлялось им более радужным: трудясь в поте лица, они смогли бы начать в Швеции новую жизнь.
Но забрезживший было лучик надежды быстро погас. События последних нескольких лет не прошли для Сюнни даром и сказались на ее здоровье. Вскоре после устройства на работу в кафе она стала жаловаться на боли в брюшной полости. Обследовавший ее врач пришел к заключению, что у нее больные почки, но не смог обеспечить ей надлежащее лечение. Ее состояние быстро ухудшалось.
19 сентября 1947 года у Сюнни случился сильный приступ боли, и она потеряла сознание. Агню вызвала врача, но он ничем не мог помочь. Сюнни требовалось специальное лечение, и ее срочно доставили в больницу в соседний город Флен, находящийся в семи милях от Мальмчепинга. Ей поставили диагноз «почечная недостаточность» и тут же сделали переливание крови.
Вначале состояние Сюнни несколько улучшилось, но надежда на выздоровление не оправдалась. Гемодиализ (искусственная почка) найдет широкое применение в Швеции лишь через 15 лет, а пока врачи посчитали, что больше ничего сделать нельзя. Быстро слабевшая Сюнни сознавала, что жизнь покидает ее, и умоляла мать позаботиться об Анни-Фрид.
Спустя неделю после госпитализации вновь наступил кризис. В легких скопилась жидкость. Врачи отчаянно боролись за ее жизнь, но было слишком поздно. В воскресенье 28 сентября 1947, около полудня, Сюнни Люнгстад умерла. Тремя месяцами ранее ей исполнился всего 21 год; ее дочери еще не было двух лет.
Тело Сюнни было перевезено в Нарвик. Родственники в Норвегии тяжело переживали ее кончину. Муж одной из ее сестер посвятил ей трогательную поэму, которую напечатала местная газета. В последней строфе слышится боль, испытываемая членами семьи: «Мы, твои близкие, посылаем тебе благодарность за все, что ты дала нам, за слезы и улыбки. Мы постоянно помним о тебе, дорогая наша, теперь, когда ты обрела вечный покой».
Однако Агню было не до слез или улыбок. Ей приходилось содержать внучку и себя. Она бралась за любую работу: шитье, уборку, стирку — все, что только попадалось ей под руку.
