Джованна Николетти - Ренуар

Шел 1863 год. Артистический мир Парижа был весь в брожении; на сцене появлялись все новые и новые таланты, и излишняя строгость жюри, производившего отбор произведений на очередной Салон, вызвала такое глубокое недовольство, что императору Наполеону III пришлось вмешаться и для усмирения страстей объявить параллельно с официальной еще одну выставку, вошедшую в историю под названием Салон Отвергнутых. С самого дня открытия толпы народу стекались в залы полюбоваться картинами непризнанных художников. Любопытство публики подстегивалось резкой критикой в печати, в лучшем случае определявшей выставленные произведения как ребячество. В то время как на официальном Салоне огромный успех имело «Рождение Венеры» Александра Кабанеля как произведение, полностью соответствовавшее традиции французской живописи, «Завтрак на траве» Мане поверг всех в крайнее недоумение, суть которого выразил Наполеон III, определивший полотно как непристойное. А жаждущая новых впечатлений толпа продолжала осаждать залы Отвергнутых. И процесс обновления живописи, до сих пор занимавшейся в основном академическим прославлением либо изящным иллюстрированием мифов, с этого момента можно было считать начавшимся.

Многие старые учителя Школы изящных искусств оставили преподавательскую работу, и среди них Глейр, находившийся под угрозой надвигавшейся слепоты и испытывавший большие финансовые затруднения. Ренуар, Сислей, Базиль и Моне остались, таким образом, без руководства. Но дружбе, зародившейся среди мольбертов той серой мастерской, было суждено окрепнуть и оставить глубокий след во вкусах, нравах и истории XIX века.

В 1864 году Ренуар впервые представил на суд собственную картину, которая, к великой радости семьи, была взята на Салон, — это «Танцующая Эсмеральда», навеянная романом Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». Картина заслужила похвалу знаменитого Кабанеля, тем временем награжденного орденом Почетного легиона. Обычно настроенный критически по отношению к Ренуару, художник на сей раз расценил картину как плод усердного труда, которому, несмотря ни на что, следует отдать должное.

Однако сам Ренуар, похоже, был иного мнения, ибо впоследствии уничтожил картину, не зная, куда девать столь громоздкий, испачканный битумом предмет, занимавший его подрамник.

Клод Моне, проведший молодость в Гавре, где у отца была бакалейная лавка, находился под большим влиянием живописи Эжена Будэна, приверженца работы на открытом воздухе и этюдов на природе, с натуры. «Время романтиков прошло, — говорил он. — Отныне и впредь надо искать просто красоту в природе, взятой во всей ее истинности и свежести». Нимало не заботясь о дисциплине, Моне согласился систематически учиться живописи только в угоду семье. И вот, в тот самый год, когда закрылась мастерская Глейра, он убедил друзей — Ренуара, Сислея и Базиля — поселиться в районе леса Фонтенбло, в деревне Барбизон, где уже несколько лет существовала довольно большая колония художников, среди которых Теодор Руссо, Милле, Нарсис Диаз де ла Пенья, Добиньи и Коро. Между старожилами леса и вновь прибывшими любителями природы быстро установилось взаимопонимание, еще более укрепившееся в долгих разговорах об использовании цвета, о световых эффектах и об изменчивости ощущений. Их роднила убежденность, что только внимательно наблюдая за природой, можно постичь глубинный смысл реальности. Получивший молодое подкрепление натурализм приобретал новое звучание: теперь он обогащался способностью интерпретировать, и художник был призван окунуться в повседневность, выхватить из нее подходящий момент и магическим образом запечатлеть его на полотне.

В обязанности Моне и Ренуара входило изучение окрестностей в поисках интересных пейзажей, а также маленьких ресторанчиков и кабачков, где можно было бы остановиться, не тратя много денег. Чудесным воспоминанием об одном из таких уютных местечек стало полотно «Кабачок Мамаши Антони», первая работа Ренуара большого формата, выполненная в Марлотте в 1866 году, — здесь воссоздается простая и оживленная атмосфера кафе, привлекавшего к себе художников и писателей.

К этому периоду восходит начало крепкой дружбы с архитектором и живописцем Жюлем ле Кёром, часто приглашавшим Ренуара в свой дом в Марлотте. Там он познакомился с тогда еще восемнадцатилетней Лиз Трео, сестрой подруги Жюля. Почти десять лет Лиз проведет рядом с Ренуаром, будет ему подругой и моделью, позировавшей по меньшей мере для двадцати картин. Среди них — обнаженная, позднее дополненная охотничьими атрибутами и мертвым оленем явно в духе Курбе и тем самым переделанная в мифологическую богиню «Диану-охотницу», более приемлемую в глазах жюри Салона. Та же Лиз позировала для «Цыганки» и «Лиз с зонтиком»; на последнем полотне, написанном летом 1867 года от начала и до конца «на пленэре», девушка изображена в белом платье, прямо-таки сияющем белизной в ярких лучах солнца, в то время как лицо скрыто в тени крошечного зонтика.

Зимой 1867 года, все еще не имея средств к существованию, Ренуар вместе с Сислеем поселился в мастерской Базиля на улице Висконти. Три друга часто писали вместе, о чем свидетельствуют портреты Базиля, работающего над натюрмортом за мольбертом, одновременно написанные Сислеем и Ренуаром, и портрет Ренуара кисти Базиля. А после заката солнца, когда газового освещения было явно недостаточно и приходилось прерывать работу, многие художники и интеллектуалы встречались в Кафе Гербуа в доме номер 11 по улице Батиньоль. Каждый вечер здесь можно было встретить писателей, музыкантов, критиков, и, конечно, художников, занятых поисками нового стиля. Вдохновителем кружка был Эдуард Мане; окруженный друзьями и почитателями, среди которых Астрюк, Дюранти, Базиль, Фантэн-Латур, Дега, Ренуар, Золя и другие, он заводил разговоры, переходившие в оживленный обмен мнениями относительно превосходства экспрессивной мощи цвета у Делакруа над холодным преобладанием линии у Энгра.

Ренуар, не обладавший такой культурой, как Мане или Дега, и развивавшийся как самоучка, был тем не менее очень внимательным и проницательным; он быстро схватывал суть проблемы, в его суждениях чувствовался живой ум и хорошо развитое чувство юмора. Он тоже высоко ценил игру цвета у Делакруа, которого любил и изучал, но это не мешало ему любоваться красивым животом в «Источнике» Энгра или шеей и руками его «Госпожи Ривьер». Очень худой, подвижный, он всегда был весел, всегда готов посмеяться над колкостями, которыми обменивались спорящие; к глобальным философским исканиям он был абсолютно равнодушен и в подобных разговорах не участвовал. «В жизни, — говорил он, — надо плыть по течению, как пробка в ручейке».

В конце 60-х годов, когда картины Моне снова были отвергнуты жюри Салона, ему, несмотря на помощь друзей и знакомых, пришлось оставить Париж и поселиться с женой Камиллой и маленьким Жаном в небольшом доме недалеко от Буживаля. Ренуар приехал к нему, и они вместе работали на берегу Сены, часто запечатлевая одни и те же сюжеты: вазы с цветами, пейзажи, натюрморты и плавучее кафе «Лягушатник», куда в летние месяцы стекались гуляющие парижане. Между ними царило такое единодушие, столько схожего было в их ощущении вибраций света, в напряженном внимании, с которым ловили они впечатления от суетливой, пульсирующей жизни, что выработанный ими стиль сделал их более похожими друг на друга, чем на кого-либо другого из художников. Но материальное положение Ренуара было не лучше чем у друга; он даже не имел денег на краски, так что в конце лета ему пришлось вернуться в Париж где друг Базиль снова приютил его, теперь уже в новой мастерской на улице Кондамин, 9. Теперь Ренуар жил в районе Батаньоль рядом с кафе Гербуа — местом встречи художников и интеллектуалов, среди которых Базиль, Моне, Эдмон Мэтр и Золя, увековеченным Мане в знаменитой картине.