Лишь одно обстоятельство заставляло Сюжера советовать применять силу (и даже подчас настаивать на этом) против своих соотечественников: это было тогда, когда казалось, что «бунтовщики» угрожают тому, что Людовик ле Гро обещал защищать — правам Церкви и бедных. Сюжер мог относиться с почтением к Генриху Боклерку и с осторожным уважением к Тибо Блуасскому, которые противостояли королю Франции, имея почти равные с ним силы, но он был неумолим в своей ненависти и презрении к таким «гадинам» и «диким тварям», как Тома де Марль, Бушар де Монтморанси, Милон де Брэ, Матье де Бомон или Хью дю Пуисэ (многие из них и им подобных были представителями мелкопоместного дворянства), которые превращались в тиранов местного или районного масштаба и совершали нападения на своих оставшихся верными королю соседей, грабили города, притесняли крестьян и не останавливались перед грабежом церковного имущества; страдали от них и владения Сен-Дени. Сюжер рекомендовал применять против этих возмутителей спокойствия самые жесткие меры и сам помогал их осуществлять, выступая в защиту притесняемых не только исходя из принципов справедливости и гуманности (а Сюжер был, благодаря своему природному складу, справедливым и гуманным человеком), но также и потому, что он был достаточно умен, чтобы понимать, что обанкротившийся купец не может платить налоги, и что крестьянин, выращивающий зерно или виноград, если он постоянно подвергается ограблениям и вымогательствам, рано или поздно бросит возделывать свои поля и виноградники. Когда Людовик VII вернулся во Францию из Крестового Похода в Святую Землю, Сюжер, который был в его отсутствие Регентом, передал ему страну мирную и объединенную, каковой она редко бывала ранее, и — что уже граничило с чудом — полную казну. «С тех пор, — пишет Виллельм, — народ и король называли его Отцом Отечества». В другом месте Виллельм, имея в виду потерю Аквитании вследствие развода Людовика VII, писал: «Как только мы лишились Сюжера, держава из-за его отсутствия понесла огромный ущерб».
То, что Сюжер смог реализовать лишь частично в макрокосме королевства, он смог реализовать полностью в микрокосме своего Аббатства. Даже если мы сделаем небольшие поправки на преувеличения в высказываниях Св. Бернара, возвышенных, но одновременно и осуждающих, в которых тот сравнивал Аббатство Сён-Дени времен до преобразования Сюжера с «кузницей Вулкана» и «синагогой Сатаны», даже если мы преуменьшим весьма горькие инвективы бедного, разочарованного Абеляра, который говорит о «непереносимых непристойностях» и называет предшественника Сюжера — Адама — «человеком настолько же превосходящим всех своей развращенностью и печально известным бесчестьем, насколько он, как прелат, превосходил других по своему положению», — даже сделав все эти соответствующие скидки, мы не можем не видеть, что условия в Сен-Дени до прихода туда Сюжера были далеки от удовлетворительных. Сам Сюжер тактично избегает каких бы то ни было личных выпадов против Адама, называя его «духовным и приемным отцом». Но он все-таки сообщает о «дырах в стене», поврежденных колоннах, башнях, «готовых рухнуть», светильниках и других предметах, разваливающихся от недостатка ухода за ними и ремонта, о ценных изделиях из слоновой кости, «погибающих в сундуках сокровищницы», об алтарных сосудах, «заложенных и утерянных», о невыполненных обязательствах, данных благороднейшим жертвователям, о церковных деньгах, розданных мирянам, о землях, принадлежащих аббатству, которые или вообще не обрабатывались, или были заброшены арендаторами из-за притеснений со стороны соседних помещиков и баронов; упоминает Сюжер и о том, что было, по его мнению, самым ужасным — о постоянных недоразумениях с судебными приставами («бейлифами», advocati), которые получили наследственные права на часть доходов от владений Аббатства в обмен на защиту от внешних врагов, но которые часто не могли или не желали выполнять свои обязательства, да еще и злоупотребляли своими правами, налагая незаконные налоги, поборы и барщину.
Сюжер имел возможность наблюдать воочию эти безобразия задолго до того, как стал главой Сен-Дени. Пробыв два года заместителем Аббата (praepositus) в Берневаль-ле-Гранд в Нормандии, где у него была возможность познакомиться с административными нововведениями Генриха Боклерка, которые произвели на него большое впечатление, он в возрасте двадцати восьми лет был переведен в том же качестве в одно из самых значительных владений Сен-Дени — Тури-ан-Бос недалеко от Шартра. Но он обнаружил, что паломники избегают заходить в Тури-ан-Бос; не появлялись там ни купцы, ни арендаторы, и все это — из-за преследований Хью дю Пуисэ, этого «bete noire»4; «Те же, кто оставался, очень страдали под тяжестью таких гнусных притеснений». Заручившись моральной поддержкой Епископов Шартра и Орлеана и силовой поддержкой местных священников и прихожан, он запросил защиты у самого Короля, сражался с весьма большой храбростью и различной степенью успеха и добился, после двух лет активных действий и трех осад, падения замка Ле Пуисэ, родового гнезда Хью. Замок был разрушен или, по крайней мере, лишен своего значения, в 1112 г. После этого жестокому Хью удавалось удерживать несколько своих владений в течение десяти или пятнадцати лет, но, по всей видимости, он оставил свой замок на попечение одного из своих доверенных лиц и в конце концов покинул Францию, отправившись в Святую Землю. Сюжер принялся за приведение в порядок земель Тури и, действительно, привел их «от состояния бесплодности к изобилию», а как только был избран аббатом, окончательно стабилизировал положение. Он строил прочные дома, «пригодные для обороны», обнес аббатство новыми стенами, возвел иные фортификации и поставил новую башню над главными воротами; «когда он оказался поблизости (замка Хью) с вооруженным отрядом», он захватил наместника Хью, который «начал было мстить за то, что претерпел (от Сюжера) в прошлом». И, наконец, он уладил дело с advocatio способом, очень для него характерным. Как выяснилось, advocatio (право на держание определенного надела земли) было передано по наследству молодой девице, дочери некоего Адама де Питивьера, которая, с одной стороны, как будто и не могла быть чем-либо полезной для Сен-Дени, но, с другой стороны, была способна принести много вреда, выйди она замуж за «неподходящего» человека. Поэтому Сюжер устроил так, чтобы «выдать девицу с ее advocatio» за достойного молодого человека из окружения самого Сюжера, выложил сотню фунтов5, которая должна была быть разделена между новобрачными и явно не очень зажиточными родителями, и все в итоге были счастливы: молодая женщина получила приданое и мужа; молодой дворянин получил жену и скромный, но постоянный доход; родители получили некоторую часть из ста фунтов, выданных Сюжером; «беспорядки в этом районе прекратились», а годовой доход Аббатства Сен-Дени от Тури возрос от двадцати фунтов до восьмидесяти.
Эта история лишь одного из владений Аббатства очень показательна для Сюжера и его способа ведения дел. Там, где нужна была сила, он применял ее энергично, пренебрегая угрожавшей ему опасностью; он рассказывает о нескольких случаях, в которых ему пришлось применять оружие «в первое время своего пребывания в сане аббата», и когда он высказывает сожаление по этому поводу, это не простое проявление «профессионального лицемерия» (хотя присутствие здесь этого элемента игнорировать тоже нельзя); будь это в его силах, он бы решал все проблемы способом, подобным тому, каким он разрешил дело дочери Адама де Питивьера.
Сюжер не только добивался множества королевских пожертвований, благодеяний и привилегий (наиболее важными из которых были расширение местной юрисдикции Аббатства и уступка ему прав на проведение большой ежегодной ярмарки, известной как Foire du Lendit, «Ярмарка в Сен-Дени», проводившаяся в июне), но и заручался всяческими иными частными благодеяниями и пожертвованиями; он прекрасно умел обнаруживать забытые притязания на землю и феодальные права. «В тихие годы моей юности, — пишет Сюжер, — я часто листал документы, связанные с нашими владениями, и просматривал записи об освобождении нас от тех или иных налогов — это надо было знать, так как находилось много таких, кто возводил на нас напраслину». Сюжер, не колеблясь, добивался признания «во имя Святых Мучеников» таких, уже позабытых, притязаний, но, судя по всему, делал это, в основном, «не прибегая к крючкотворству» (поп aliquo malo ingenio); единственным исключением было, пожалуй, изгнание монахинь из монастыря в Аржантёй. Это выселение потребовалось по причине не только юридического, но и морального свойства (наличие моральных соображений, однако, заставляет усомниться в обоснованности юридических притязаний), и Сюжера даже подозревали в том, что на его решение повлиял тот факт, что Абелярова Элоиза была настоятельницей (приорессой) Аржантёйя. Несомненным остается, однако, то, что притязания Сен-Дени были поддержаны синодом, на котором присутствовал такой ярый защитник прав Абеляра, как Жоффруа де Лев, Епископ Шартрский, и из того, что мы знаем о Сюжере, представляется сомнительным, чтобы он вообще вспоминал в тот момент о старом скандале.
